– Виктор! – вскричала она. – Что вы делаете в Куала-Лумпуре?
Он ей подыграл. Хорошая девочка, бережет его репутацию.
– Тесен мир, – сказал Бэннон-Фрейзер. – Я тут на курсах. Распроклятые дураки отправили меня на курсы, как раз когда контракт кончается. Впрочем, наверно, типично.
– Ваш контракт возобновляют? – полюбопытствовал Краббе. Одинокий солдат позади неожиданно выругался громко и четко.
– Ну и ну, – заметила Энн.
– Они его достали! Достали, ублюдки! Лучшего друга, будь я проклят, какой только бывает.
– Нет, – ответил Бэннон-Фрейзер. – Несмотря на тот факт, что Чрезвычайное положение еще действует в полную силу. Да я все равно не волнуюсь. Нашел работу в Сингапуре. В одной китайской транспортной фирме. Домой нечего ехать, а Сингапур мне нравится. И платят хорошо.
– Поздравляю, – сказал Краббе, хлебнув джина, которым угощал его Бэннон-Фрейзер. – А вы что тут делаете? – обратился он к Энн. Ему нравились такие безобидные шарады.
– Специалисту показываюсь. Снова старые проблемы, – невинно взглянула она на него. – Не могу спать по ночам.
– Я и не знал, что вы часто заскакиваете вот в такие местечки.
– Как правило, нет. По магазинам набегалась, пить захотелось, а здесь показалось сравнительно тихо. И пила исключительно безобидный апельсиновый сок, когда Джок пришел. Тесен мир, по его выражению. – Краббе не улыбнулся в ответ. Не подстроено ли все это? Бой из бара тронул его за руку, вручил несколько писем. Судя по виду, счета.
– Да, а я тут остановился, – сказал Краббе. – Жизнь убогая.
– Ужас, – подхватила Энн. – Грязь жуткая. Вот где приходится проводить уик-энд.
– Да, – сказал Краббе. – Вот тут вот. – Он упорно смотрел на нее. – Nostalgie de la boue
[54]
с моей стороны.
– У меня ленч с приятелем в клубе «Селангор», – объявил Бэнноп-Фрейзер. – Простите, что убегаю. Энн, вас подбросить? Кстати, вы мне не сказали, где остановились.
– У подруги.
– Выпьем! – крикнул солдат. – Лучший друг, будь я проклят, какой только бывает.
– Ну, может быть, отвезти вас куда-нибудь? Или вас Краббе на ленч пригласит?
– Виктор должен заботиться о своей репутации, – сказала Энн. – Его не должны видеть за ленчем с женой вышестоящего служащего.
– Моя репутация сама о себе позаботится, – сказал Краббе. – Если ваша сможет, почту за честь согласие пообедать со мной.
– Носы задрали, ублюдки! – пробормотал солдат. – Выпивать не желают.
Бэшюн-Фрейзер достойно продемонстрировал самообладание.
– Извини, приятель, – сказал он. – Мы не можем остаться. Как-нибудь в другой раз. И думай, что говоришь, в присутствии леди, веди себя прилично.
– Я вам говорю, они его убили. Эти сволочи его убили.
– Знаю, меня тоже чуть не убили. Ну, идти надо, – сказал Бэннон-Фрейзер. – Как считаете, может, вечером все вместе встретимся? Побродим по городу, и так далее. В компании безопасно. – Адресовал Энн рекламную улыбку, надел фуражку, каждым дюймом истинный офицер-ополчепец, со всей своей банальной красотой.
– Было бы очень мило, – согласилась Энн.
– Слушайте, – сказал Краббе. – Мы тоже пойдем. То есть, если вы пожелаете, – бросил он в сторону Энн. – По-моему, в клубе «Селангор» еда неплохая. Можете нас подбросить, – обратился он к Бэннон-Фрейзеру.
– Собственно, мне не особенно хочется идти на ленч, – сказала Энн. – Я редко полдничаю.
– Ну, прошу прощения, – сказал Бэшюн-Фрейзер. – Встретимся около восьми в «Арлекине». Годится? – И ушел, улыбчивый, молодой, мускулистый, без брюшка, возможно, ничем не пахнущий. Солдат крикнул вслед:
– Сволочь надутая!
– Итак, – сказал Краббе. – Все подстроено?
– Что подстроено?
– Ты знала, что он тут, да? Знала, что он в Куала-Лумпуре?
– Смутно слышала, что он на курсах, да.
– Значит, снова все начинается, так?
– Ох, Виктор. – Она стиснула его запястье. – Все давным-давно кончено.
– И теперь вы просто друзья.
– О, знаешь, такое бывает.
– Леди, сюда идите, садитесь, – пригласил солдат. – Выпейте со мной.
– Забавно, что ты ревнуешь, – сказала она. – Вспомни, что всегда говорил.
– Что?
– Что не хотел ничего затевать.
Солдат поплелся к стойке, обнял их обоих, слепо глядя в лица. Пахло от него всеми запасами бара, соломенные волосы дико растрепаны, зеленая тропическая форма залита пивом.
– Они его убили, – сказал он. – Устроили засаду. Поэтому я напился, попятно? Напейтесь со мной, – предложил он.
– Перестаньте, пожалуйста, меня лапать, – резко бросила Энн. – Виктор, скажи ему, пусть отойдет.
– Уходите, – сказал Краббе.
– Тело нашли, все израненное, попятно? Поэтому я…
Энн вырвалась и направилась к выходу, Краббе следом. Их ошеломил жарко-белый свет улицы, шум машин, велосипедов, коричневых попрошаек.
– Довольно неудачно, – сказал он.
– Ох, какое убожество, грязь. Я туда не вернусь. Пойду еще куда-нибудь.
– Скоро это кончится.
– Да.
– Прошу тебя, Энн. – Краббе пытался поймать ее руку. – Не сердись.
Она замедлила шаги.
– Я не сержусь. Просто устала, и все. Жизни почти не видела. И вспомни, к чему мне предстоит вернуться.
– Это тоже долго не продлится.
– Не знаю.
Вечером бродили по городу. Все было очень прилично. Выпивали в барах респектабельных отелей. Краббе и Бэннон-Фрейзер, в пиджаках, в галстуках, потягивали в кондиционированных залах среди представителей собственной расы и класса тропическое успокоительное. Бэннон-Фрейзер, красивый, бестолковый, аккуратно топтался, прижав к себе Энн, на маленьких танцевальных площадках, произносил у стойки бара невинные шутки, приветствовал знакомых теплым кратким смешком. В полночь оставили кондиционированный призрачный мир, вышли на улицу в пекло.
– Краббе, я сперва вас подброшу. – Значит, вот как.
– Да, пожалуйста.
У отеля на пьяной, грубо певшей улице сторож-сикх спал на чарпое, стоял индифферентный управляющий, посасывая зубочистку. Краббе попрощался.
– Спокойной ночи, Виктор, – сказала Энн, глядя снизу вверх с пассажирского сиденья.
– Доброй ночи, старина, – сказал Бэннон-Фрейзер. – Приятный был вечер.
15
Когда Виктор Краббе собирал вещи, Энн пришла за своими.
