«Я, как и вы, миссис Краббе, не ангел. Только много вопросов не задаю. Как и вы. Два десятка бутылочек «Тигра» в день, и вполне счастлив. Как, наверно, и вы, миссис Краббе».
«Просто кусок старой ш-хи. Я хочу сказать, чем еще его можно назвать, миссис Краббе? Иначе никак и не скажешь, правда?»
«Спорю, вам до смерти хочется, миссис Краббе». (Первая похмельная выпивка на следующее утро.)
А рассказы о временах, когда он был помощником владельца похоронного бюро. «Ну, понимаете, у одного был парик. А я никак не мог его напялить на голову, когда в саван одел. Кричу наверх: «Мистер Протеро, чуточки клея у вас не найдется?» А потом говорю, ладно, обойдусь парой кнопок». А другие истории про Нэбби Адамса на нортгемптонской обувной фабрике, и про Нэбби Адамса, клерка в букмекерской конторе, и про Нэбби Адамса в Индии.
Но что такое Нэбби Адамс? Она не могла поверить, что его на самом деле зовут Авель. А происхождение Нэбби Адамса. У него действительно мать была индианка или отец евразиец? Эти персонажи фигурировали в его рассказах наряду с просоленными нортгемптонскими деревушками. Отец был могильщиком, мать отлично пекла печенье, готовила ветчину. В сердцевине Нэбби Адамса крылась тайна, которая никогда не откроется.
– Я человек не церковный, миссис Краббе, но люблю хорошие псал.
– Чего?
– Псал.
Фенелла Краббе подвергала Нэбби Адамса разнообразным экспериментам. Проигрывала на пластинках Баха, и он сказал:
– Очень умно, миссис Краббе. Одновременно слышишь пять разных мелодий.
Прочитала ему и Алладад-хану целиком «Бесплодную землю» мистера Элиота, и Нэбби Адамс сказал:
– Тут он ошибается насчет карточной колоды, миссис Краббе. Нету такой карты, которая называлась бы Мужчина, несущий Три Посоха. Он имеет в виду просто обыкновенную тройку, к примеру трефовую.
А когда подошли к темному громоподобному финалу поэмы, Алладад-хан серьезно кивнул.
Datta. Daydhvam. Damyata.
[35]
Shantih shantih shantih.
[36]
– Он говорит, этот кусок понял, миссис Краббе. Говорит, это гром.
Неистощимо. Фенелла часто ругалась, кричала, безжалостно выгоняла Нэбби Адамса. Один раз, например, он рано поднялся, незаметно подкрался к буфету и прикончил до завтрака целую бутылку джина. Или упал с лестницы на глазах у ошеломленных мальчиков из пансиона Лайт и сказал:
– Так уж вышло, миссис Краббе. Должно быть, заснул, обо что-то споткнулся. Не могу в таком виде в контору идти.
Но не было никого ему подобного. Фенелла Краббе позабыла про Общество любителей кино в Тимахе и никогда не увидела «Кабинет доктора Калигари», «Метрополис», «Вечерние гости» и «Кровь поэта». Тида'апа.
9
– Настояла, что тоже поедет, – сказал Нэбби Адамс. – Ничего с ней не сделаешь, будет вопить на весь дом. А к тому времени, как мы с ним раза три-четыре выкинули ее из машины, подумали, что вполне может поехать. Хотя, – сказал Нэбби Адамс, – я готов согласиться, немножко воняет. Надеюсь, вы не возражаете, миссис Краббе. Месяца два не мылась. У меня возможности не было.
– Не споласкивалась хорошенько на пароходе по дороге сюда? – спросил Краббе.
– Ох, она ж со мной не ехала, – серьезно объяснил Нэбби Адамс. – Вообще собака не моя. Принадлежала тому самому типу, что был до меня. Понимаете, мне досталась, когда я его комнату занял.
– Симпатичная собака, – сказала Фенелла, поглаживая сильно свалявшуюся черную шерсть. – Как вы ее называете?
– Ее зовут Мошна, – виновато сказал Нэбби Адамс. – Она только на это и откликается. Наверно, тот самый тип ей все время под ногами велел не болтаться, или еще что-нибудь.
– Я не совсем понимаю, – сказала Фенелла. Краббе быстрым шепотом объяснил. Она покраснела и поняла.
– Теперь надо нам поторапливаться, – сказал Нэбби Адамс, – если собираемся сегодня вернуться. – И заговорил на урду с Алладад-ханом, сидевшим за рулем в берете и форме. Ал-ладад-хан вытащил из закромов револьвер. – Ачча, – сказал Нэбби Адамс. – В любом случае, есть.
– Дорога плохая? – спросила Фенелла.
– Участок плохой, – пояснил Нэбби Адамс. – Миль девять. Хотя не хочу вас пугать, миссис Краббе. – Нэбби Адамс сел с Краббе на заднем сиденье. Собака прыгнула на пего, облизала, обнюхала, наконец, успокоилась, удовлетворенно ворча, у него на коленях. – По-моему, чему быть, того не миновать. Сегодня пулю в живот не получишь, так завтра получишь. – Фенелла села рядом с Алладад-хапом.
Была пятница, мусульманская суббота, нерабочий день в школе. Они ехали в Джилу, в городок на границе штата, где Нэбби Адамсу предстояла инспекция транспортных средств. Нэбби Адамс, не имея никакой иной возможности расплатиться за гостеприимство, задумал небольшое угощение для четы Краббе. Бандиты на дороге и городишко, название которого по-малайски означало «безумство». По пути было несколько кедаев, где Нэбби Адамс задолжал относительно малую сумму. Выставит им пару пива. Самое меньшее, что можно сделать.
– Вы уверены, что мы сегодня сумеем вернуться? – спросил Краббе. – Дорога дальняя.
– Вернетесь вовремя, чтоб хорошенько соснуть перед Днем физкультурника, – заверил Нэбби Адамс. – На этот счет можете не волноваться.
Покачиваясь на заднем сиденье навязанной себе машины, Краббе думал о Дне физкультурника. Должны возникнуть проблемы. Он предчувствовал, что Бутби не захочется слишком часто зевать по прошествии этого самого дня. Он слышал шепотки, подмечал конспиративные мальчишеские кивки, взгляды. Возможно, возникла полноценная возможность для мести, для отпора британской тирании. Он знал – что-то произойдет, но не мог сказать точно, что именно. Настоящий мятеж? Длинные ножи? Поджог школьных зданий?
Утро было темное, влажное, с тяжелыми тучами. Алладад-хан обратился к ветровому стеклу с долгой речью на урду. Нэбби Адамс высокомерно слушал.
– Говорит, будто думает, дождь собирается, – перевел он. – Да что он знает. Понимаю, чего он имеет в виду. Ехать хочет, чтоб сегодня вернуться к жене и ребенку. Не хочет, чтобы я начал где-нибудь выпивать. В любом случае, – сказал Нэбби Адамс, – так сказать, отправляемся в путь. Кедай вон там, вверх по дороге.
В жалком кедае, где, впрочем, бегали куры, козы мирно трясли бородами, несколько сикхов радостно выпивали бутылку самсу большой крепости. И упросили вновь прибывших присоединиться к их обществу, жирно улыбаясь из-под бород. Алладад-хан был суров. Только одну бутылку. Нэбби Адамс красноречиво возражал, ругался, но Алладад-хан стоял на своем как кремень. Надо ехать. Он смотрел в грязное окно па грязное небо, где тяжелыми кольцами вяло двигались тучи.
