– Феликс, – сказала она и села.
– Изабель.
– Это так… э-э-э… – она порылась в памяти в поисках слова, – чудесно – видеть тебя снова.
Феликс поглядел на нее с тревогой:
– Наверное, тебе лучше не вставать. Я видел, как ты упала. Головой ударилась. Ты хорошо меня видишь?
– Прекрасно, – ответила Изабель и встала. И тут же вскрикнула. Боль, острая и горячая, раскаленным гвоздем вонзилась в ногу, едва она наступила на изуродованную ступню.
– Лучше сядь, – сказал Феликс, не сводя глаз с ее ступни.
Изабель проследила за его взглядом. На белом чулке распускался алый цветок. Когда она упала, то от боли не сразу поняла, что из ноги опять пошла кровь. Феликс взял Изабель за руку, и от теплого прикосновения, оттого, что она вновь ощутила его кожу своей кожей, ее вдруг охватила слабость.
Он подвел ее к каменной скамье под деревом. Она села и завертела головой, высматривая Мартина. Тот уже щипал траву в тенечке, поводья были переброшены через шею.
– У него слегка поцарапан нос. Ничего ужасного, – сказал Феликс.
– Спасибо. Мне уже лучше. Я тебя не задержу, – сказала Изабель, заставляя себя улыбнуться. – Ты же сцену строишь.
– Да. И маркиз хочет, чтобы работу сделали быстро. Он хорошо платит нам за это – моему хозяину и мне.
– А кто твой хозяин?
– Мастер Журдан. Плотник из Сен-Мишеля. Нанял меня месяц назад.
Изабель переваривала новость. Феликс уже месяц как в Сен-Мишеле. Она не знала, что надо делать, радоваться, беспокоиться или злиться – а может, и то, и другое, и третье?
– Значит, теперь ты плотник, – сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало беззаботно. Но получилось смешно.
«Господи, да он же пилит доски и приколачивает их гвоздями, разве не видишь! – выбранила она себя. – Кем он еще может быть?»
Феликс кивнул:
– Я обучился этому ремеслу, работая на других плотников. В других деревнях.
– Да, ты всегда что-нибудь вырезал, я помню. Ты хотел быть скульптором. Как Микеланджело.
– Я много чего хотел, – тихо сказал Феликс, глядя на свои загрубевшие от работы, покрытые шрамами руки.
Наступило неловкое молчание. Изабель очень хотелось его прервать. Хотелось накричать на него, сказать, что и она тоже много чего хотела. Спросить, почему он ей солгал. Но гордость пересилила, и девушка промолчала.
Феликс поднял голову. Их взгляды встретились. И тут же оба опустили глаза и уставились на чулок с кровавым пятном.
– Я слышал эту историю, – сказал он. – Всю. Принц. Элла. Хрустальная туфелька.
Изабель посмотрела наверх. Та самая птица, которая напугала Мартина, сидела на суку у них над головами.
– Знаешь, я в первый раз вижу такого здоровенного ворона, – сказала она, чтобы сменить тему.
Феликс тоже взглянул на птицу, но спустя миг его внимание вновь обратилось к Изабель.
– Зачем ты это сделала? Почему откромсала себе половину ступни?
Изабель побледнела:
– Феликс, ты когда-нибудь слышал такое выражение – «вести легкий разговор»?
– Я никогда не вел с тобой легких разговоров. Не буду и начинать. Зачем ты это сделала?
Изабель не хотелось обсуждать свой поступок. Ни с кем. Но от Феликса нельзя было так легко отделаться.
– Изабель, я тебя спрашиваю…
– Я слышу, – оборвала его девушка, ощущая себя загнанной в угол.
– Так зачем?
«Затем, что ты ушел, – подумала она. – И забрал с собой все. Мои мечты. Мои надежды. Мое счастье».
Но она не могла признаться в этом ему; только себе, и то с трудом.
– Чтобы заполучить то… того… кого мне велели заполучить, – выдавила она наконец.
Феликс болезненно поморщился:
– И ты сотворила это с собой, чтобы получить того, на кого тебе указали?
– Ты же знаешь Маман. Я больше не могла сопротивляться. Ведь я потеряла все, что лю… – Она осеклась. – Я потеряла все, что было для меня важно. И превратилась в страшную мачехину дочку.
– Страшную? Это еще откуда? Я никогда не считал тебя такой, – сказал Феликс. – Мне всегда нравился твой смех. И твои глаза. И волосы тоже. Они у тебя красивые. Темно-рыжие. Как беличий мех.
– То есть у меня волосы как у белки? – не веря своим ушам, переспросила Изабель. – И это, по-твоему, комплимент?
– Я люблю белок, – сказал Феликс и пожал плечами. – Они такие неожиданные. Сообразительные. И красивые.
С этими словами он поставил свою сумку на землю, опустился на колени перед Изабель, приподнял подол ее платья и стянул с ноги чулок.
– Эй! – вскрикнула она. – Ты что делаешь?
Феликс уже держал ее ладонью за пятку.
– О боже, – сказал он ломающимся голосом.
Изабель тоже испугалась. Шрам на месте пальцев вздулся и побагровел, а в одном месте треснул, и из него сочилась кровь. Она хотела вырвать ногу из хватки Феликса, но тот оказался сильнее.
– Пусти! – закричала она и попыталась прикрыть ногу юбкой.
– У тебя кровь идет. А у меня есть бинт и лекарство. Я же вечно режусь, когда работаю.
– Мне-то какое дело!
– Позволь, я тебя перевяжу.
– Нет!
– Почему?
– Потому… потому что это унизительно!
Феликс сел на пятки.
– Я и раньше видел твои босые ноги, Изабель, – сказал он мягко. – Мы часто бродили вместе по ручью. Помнишь?
Изабель стиснула кулаки. Ее смущало не то, что Феликс видит ее босые ноги. Беда была в том, что он видел нечто большее: ее душу. Он всегда это умел. И теперь, под его взглядом, она почувствовала себя мучительно уязвимой.
– Отпусти меня!
– Нет. В рану попала грязь, – сказал Феликс, ставя на землю ее пятку. – Если ничего не сделать, она воспалится. Тогда придется отрезать ногу целиком. А на такое, думаю, даже у тебя духу не хватит.
Изабель обмякла, признав свое поражение. Она и забыла, каким Феликс может быть упрямым. Он подошел к дереву, под которым лежал большой кожаный мешок и стояла фляжка с водой, взял их и вернулся к Изабель.
Сначала он открыл фляжку и прополоскал рану водой. Затем расстегнул сумку и перевернул ее. Оттуда высыпались резцы. Карандаши. Ножи. Рашпиль. Линейки.
И крошечный солдатик, дюйма в два высотой.
Изабель подобрала его.
– Это ты сделал? – спросила она, радуясь, что можно поговорить о чем-то, кроме ее изуродованной ноги. И жизни.
– Режу их у себя по ночам, – сказал Феликс. – Уже набралась целая маленькая армия со стрелкáми, фузилерами, гренадерами и их офицерами… Я почти закончил. Осталось вырезать несколько фигурок командующих.
