– Я так сильно просила его остановить машину!
Ее всю трясет. Я крепко обнимаю ее, а она бьется в истерике.
– Он просто не слышал. Я так испугалась, я так боялась, а он не слышал…
Боюсь и представить, что она пережила в машине. Самое отвратительное: я чувствую себя таким бесполезным, не знаю, как ей помочь, не знаю, как успокоить. Я так надеялся, что она об этом никогда не вспомнит. Возможно, это слишком эгоистично, но ей сейчас так больно, что это разрывает мне сердце.
– Он сказал, что любит меня, он признался мне в любви и просил у меня прощения. А я лишь хотела, чтобы он остановился и чтобы мы оба были живы и здоровы, Артур! – сквозь слезы кричит она и внезапно шепотом добавляет: – У меня кровь… Артур, кровь, у меня кровь.
Я отстраняюсь и заглядываю ей в лицо: она вся в крови, вся моя майка – все вокруг в ее теплой крови. Я поднимаю ее подбородок вверх и шарю в карманах в поисках телефона.
– Девушке плохо, приезжайте скорее!
Сбивчиво объясняю диспетчеру ситуацию, называю адрес и укладываю Адель на диван.
– Тише, тише, только успокойся, пожалуйста.
– Я так испугалась, Артур, так хотела остановить его, я должна была остановить его… – невнятно бормочет она и отключается.
– Адель, – зову я, но она не реагирует.
Пытаюсь ее растормошить, но все без толку. Она такая холодная и худая, что становится страшно.
Скорая приезжает быстро, и я запрыгиваю в машину вместе с ней. Объясняю врачам, что произошло, и называю ее имя и фамилию. Они пробивают по базе и созваниваются с ее родителями. Говорят им название госпиталя, в который нас везут. Вся эта мышиная возня меня абсолютно не трогает. Я держу Адель за руку и молюсь Господу, чтобы все было хорошо. Вспоминаю мамин прощальный подарок – крестик. Я так и не снял его. Боже, просто сделай так, чтобы она очнулась. Я уже потерял Луи, ты не можешь забрать у меня еще одного человека.
Так ненавижу себя за тот вечер: я не сразу понял, что Луи пьян. Он пил так редко и никогда не напивался, лишь когда я увидел на стуле бутылку, до меня дошло. Но было слишком поздно: он нажал на газ, и машина стремительно вылетела за территорию дома. Я ненавижу себя за то, что ударил его, я должен был сдержаться, я был сильнее и поэтому обязан был за ним присмотреть. Но я был слишком занят собственными проблемами и совсем не уделял ему внимания, ведь случившееся с матерью не прошло бесследно. Луи не я, у него не было каменной брони, он пропускал все дерьмо через себя, а я не был рядом, чтобы помочь ему.
Я даже не попал на похороны своего лучшего друга. Был за решеткой и не смог сказать ему «прощай». Последнее, что я сделал, – это разбил ему губу. И каждую ночь мне снится, как я замахиваюсь на него кулаком, отчего я совсем не могу спать. Повышенная тревожность или угрызения моей чертовой совести.
Я смотрю на Адель, которая лежит без всякого движения, и мне так страшно, что я больше ее не увижу. Она мой маленький якорь на этой планете, она нужна мне больше воздуха и всего света. Просто живи, ради бога, живи!
Врачи подключают ее к каким-то аппаратам, что-то проверяют. Не имею ни малейшего понятия, что они делают.
– Когда она последний раз ела? – спрашивает меня доктор, и я качаю головой:
– Я не знаю.
Он делает ей укол, и мы приезжаем в больницу. Они достают носилки, и я бегу вслед за врачами.
– Вы ей семья? – спрашивает меня одна из медсестер.
– Да, – хрипло отвечаю я и без лишних вопросов проникаю в палату.
– Ее родители сейчас будут тут, с минуты на минуту, – переговариваются между собой медсестры. Видимо, пытаются намекнуть друг другу, что надо быть готовыми к визиту Жан-Поля де Флориана.
– Она в коме? – сипло спрашиваю я.
Врач качает головой:
– Нет, она очень слабая и, вероятно, ничего не ела. Плюс потеря памяти… но риска впадения в кому нет. Она перескочила кризис.
В палату врывается ее мать и встречается со мной взглядом.
– Ты!
За ней вальяжной походкой проходит ее муж.
– Дорогая, врач сказал, что ничто ее жизни не угрожает.
Анна подбегает к Адель и тихонько гладит ее по голове.
– Все образуется, все образуется.
На меня Жан-Поль даже не смотрит, впрочем как и на собственную дочь. За ним заходят два полицейских – я знаю, они пришли за мной.
– Как ты посмел после всего случившегося подойти к ней? – зло спрашивает меня Анна и сжимает руку дочери. – Как только совесть тебе позволила?!
– Пошли с нами, – обращается ко мне один из полицейских.
А я смотрю на Адель в постели, такую бледную, и понимаю, что я сейчас не смогу просто взять и уйти. Во мне вспыхивает злость на несправедливость в этом мире.
– Я никуда не пойду, – твердо произношу я.
Анна в ужасе смотрит на меня.
– Она все вспомнила, – говорю я ей, – и я никуда не пойду, пока не буду уверен, что она в порядке.
– Что именно она вспомнила?
– Луи, – коротко отвечаю я, и Анна ахает.
Жан-Поль жестом показывает полицейским забрать меня, один из них хватает меня за руку.
– Пошли, пацан, у тебя и так уже крупные неприятности.
Я выдергиваю свою руку и смотрю ему в глаза.
– Я сказал, я никуда не пойду.
Драться с полицией – это все равно что подписать себе приговор. Я не хочу, но, видит Бог, этому усатому идиоту лучше меня сейчас не трогать. Он отходит назад, с опаской на меня поглядывая, и шепчет своему коллеге, что им понадобится подкрепление. Тот кивает и что-то говорит в рацию.
– Какое еще подкрепление? Вас двое, он один, – хмуро бросает политик. – Пошел вон отсюда, сукин ты сын!
Сам Жан-Поль обращает на меня внимание. Я делаю вид, что не слышу его.
– Что вы стоите?! – кричит он полицейским. – Уведите его из палаты моей дочери!
Адель как-то неестественно дергается в постели от его крика. Я отвлекаюсь, и один из полицейских, воспользовавшись моментом, сильно бьет меня дубинкой по спине. Я сгибаюсь от боли, они оба заламывают мне руки за спину. Пытаюсь вырваться, суставы болят, они выгибают мне руку, еще немного – и будет вывих.
– Сильный, сука, – пыхтя, бормочет один из них.
У меня получается освободить одну руку, и я уже замахиваюсь, чтобы врезать другому. Но на всю комнату раздается пронзительный крик Адель:
– Отпустите его!
Она начинает вырывать иглу капельницы из руки, Анна пытается удержать ее на месте. Медсестра готовит укол, а другая выбегает за доктором.
– Я сказала: пустите его!
Адель подскакивает на постели как раз в тот момент, когда мне удается избавиться от второго придурка. Я успеваю предотвратить падение: ловлю ее буквально на лету. Она слабо обнимает меня за шею, в ней абсолютно не осталось сил, я не знаю, как она смогла вообще крикнуть или встать с постели.
