Согласно Жижеку, системы символизации поддерживаются фантазиями из воображаемого порядка, которые нужны, чтобы обеспечить работу процесса символизации, несмотря на присущие ему ограничения. В случае теории вероятностей это обеспечивается тем, что мы можем назвать «фантазией долгосрочности». В последовательности случайных событий в соответствии с законом больших чисел в конце концов, после «большого числа» событий, проявится закономерность. Это то, что Колмогоров называет «неслучайной закономерностью», и она принимает форму нормального распределения вокруг определенного среднего значения. Принять долгосрочную перспективу – значит переключить внимание с ближайших исходов отдельных событий на закономерность, которая в результате проявится в совокупности событий.
Мы можем вспомнить, что концепция фантазии у Жижека не предполагает, что идея является «неправильной», «ложной» или «иллюзорной». Не означает она и того, что «за» фантазией прячется какая-то подлинная реальность. Описывая теорию вероятностей как фантазию, мы не хотим сказать, что теория вероятностей ложна или иллюзорна. Воображаемая идея долгосрочности позволяет нам воспринять определенную вероятностную реальность, в которой реальное отдельного события делается абстрактным.
Мы увидели, как и технический, и фундаментальный анализ указывают на стратегию торгов, которая стремится распознать несоответствия на рынке между ценой и стоимостью – между символическим и реальным – чтобы извлечь из них выгоду. Также мы увидели, что стратегии, основанные на теориях Марковица и Шарпа, не ставят своей целью отбор отдельных выгодных акций или выход на рынок или уход с него в правильный момент. Если исходить из того, что рынки эффективны и цены на рынках управляются правилом E – V, то остается признать такие стратегии бессмысленными.
Если в моделях Марковица и Шарпа существует несоответствие между символическим и реальным, то оно не является несоответствием между ценой и стоимостью отдельной ценной бумаги. Скорее, несоответствие обнаруживается между рынком в целом и соответствующей производящей экономикой в целом. В то время как фундаментальный анализ Уильямса указывает на выгодные сделки по покупке или продаже акций и ценных бумаг на рынке, у Марковица и Шарпа рынок как таковой является источником выгоды. Фундаментальный анализ является теорией о том, почему надо вкладываться в одну акцию, а не в другую. Марковиц и Шарп продвигают теорию о том, почему надо инвестировать в финансовые рынки, вместо того чтобы класть деньги в банк или хранить под матрасом. Правило E – V может применяться для определения цен на финансовых рынках относительно друг друга – отсюда расхожая фраза: без риска не бывает доходности. Но обещание, что диверсификация позволяет инвестору «избежать любого риска, кроме того, что связан с колебаниями экономической активности», минимизирует риск участия в рынке в сравнении с неучастием. Конечно, в зависимости от оценки системного риска, на практике это почти означает, что мы можем нарушать правило E – V на совокупном уровне. В «долгосрочной перспективе» хорошо диверсифицированный портфель обещает создать доход, эквивалентный среднему рыночному значению, только подвергаясь при этом «системному риску» от совокупной экономической деятельности. Поэтому рынок в целом обеспечивает оптимальное соотношение ожидаемой доходности и риска.
В фундаментальном и техническом анализе мы обнаруживаем фантазию победы над рынком. Поскольку в условиях рыночной эффективности это невозможно, портфельная теория базируется на фантазии о присоединении к рынку. Фантазия исходит из определенного образа рынка, который в своей основе имеет две ключевые предпосылки. Во-первых, рынок как обобщенное явление движется синхронно с уровнем производительности в соответствующей экономике. Это означает, что, если цены финансовых активов на рынке в целом растут по прошествии значительного периода времени, что, например, выражается ростом индекса Доу-Джонса, происходит реальный экономический рост. Также это означает, что для падения общего уровня цен на финансовом рынке должен произойти спад в производительности реального сектора экономики. Во-вторых, относительные колебания между ценами отдельных акций или других ценных бумаг на рынке в долгосрочной перспективе соответствуют структуре нормального распределения.
Эта фантазия продвигает образ финансового рынка как места, где коллективная прибыль общества распределена «поровну» среди инвесторов, которые вложили свой капитал в рынок. «Поровну» в данном случае значит не то, что каждый получит одинаковую долю, а то, что каждый получит одинаковую долю пропорционально тому, что он вложил. Такой образ представляет рынок в общем-то справедливым местом. С точки зрения Марковица и Шарпа, рынок не является местом, где умные люди делают деньги за счет менее умных. Если инвесторы будут придерживаться свода практических механических правил, они смогут пребывать в уверенности, что рынок обеспечит их справедливой доходностью от сделанных инвестиций.
Примечательно сходство, существующее между портфельной теорией и теорией игр в версии Джона фон Неймана и Оскара Моргенштерна. На основе упрощенной игры в покер между двумя игроками Нейман и Моргенштерн разработали понятие так называемой стратегии минимакс
[92]. Это оптимальная стратегия, основанная на допущении, что каждый игрок является совершенно рациональным и обладает всей полнотой знания о стратегии другого игрока. При таких условиях задачей каждого игрока является минимизация максимального выигрыша оппонента. Схожим с современной портфельной теорией образом стратегия минимакс выражается в вероятностных терминах. Оптимальная стратегия не предписывает каких-то конкретных отдельных ходов для конкретных ситуаций в игре. Вместо этого стратегия состоит из набора различных вероятностей, которые определяют, какой нужно сделать ход. Если, например, игрок в покер имеет на руках среднюю комбинацию карт, стратегия минимакс советует ему делать ставку с частотой X процентов, ответить с частотой Y процентов и пасовать с частотой Z процентов. Так же, как Марковиц сместил угол зрения с отдельной ценной бумаги на портфель, теория игр отслеживает не отдельный ход, а, скорее, то, какой результат дает последовательность ходов в долгосрочной перспективе. Две теории также объединяет предположение, что обыграть своего оппонента невозможно. Допущение об идеальной рациональности каждого игрока, которое мы обнаруживаем у Неймана и Моргенштерна, сравнимо с допущением об эффективности рынка Марковица и Шарпа. Нейман и Моргенштерн замечают, что, хотя стратегии минимакса «совершенны с оборонительной точки зрения, они (в общем случае) не дают максимального выигрыша при (возможных) ошибках противника, т. е. они не рассчитаны на наступление»
[93]. Если мы сравним современную портфельную теорию со стратегиями, основанными на фундаментальном и техническом анализе, мы увидим, что последние две являются наступательными стратегиями, направленными на то, чтобы победить рынок, в то время как первая является стратегией оборонительной, которая всего лишь стремится минимизировать максимальные потенциальные потери от инвестиции.
