После представления бебиа
[51] Нино проводили в машину, которая уже ждала у входа, а Джамал зашел на конюшню – там играл с собаками Алдоны наш Мцвели. Старик одобрительно покивал головой и достал из кармана кулек с чем-то. Это что-то тут же было высыпано в миску Вели, и тот мгновенно слопал угощение. Мне показалось, что батоно Джамал угостил щенка очищенными семечками. Но нет.
– Это пчелиная детва, личинки, перга там еще, прополиса немножко, ну и медку чуток, сладенько ему. Они у меня все такое едят, как от материнской титьки отлепляются. Может, потому и здоровенные вырастают?
Потом Костя мотался к батоно Джамалу регулярно. Отвозил в горы лекарства, передачи от сыновей, а привозил лакомство для Вели и корзинку с гостинцами от славного старика. Забегая вперед, скажу, что Мцвели к году весил почти девяносто килограммов. Впрок пошло.
Дни стояли совершенно чудесные, и в выходной вдруг заскучавший Сашка Якубов уболтал нас поехать по всяким красивым местам, взял у инженера Инала ключи от машины, и мы стали собираться. Володя на этот раз был занят – к нему приехал друг, Ирка давно уехала, но зато Рита Бакирева пожелала составить нам компанию. А тут и ларчик сам собой открылся: к окончанию погрузки провианта и напитков Чингачгук привел прехорошенькую девочку Машу (ту самую, с которой мы катались на катамаране, помните?) из кордебалета, за которой он, оказывается, легонько так ухаживал. Может даже, и с дальней перспективой, потому что многие парни предпочитали жениться не на цирковых артистках (если не работали в одном номере с будущей женой), а на танцовщицах. Некоторые вообще брали в жены девочек «с той стороны манежа», как говорили цирковые старики. То есть к цирку вообще отношения не имевших, как Татьяна, жена дрессировщика медведей Забукаса, например.
Объяснение простое: жена ездит с тобой как хозяйка дома, пусть временного, но настоящего дома, и как мать детишек, а не уносится туда, куда забросит ее цирковой конвейер. Ты в Сочи, а она – в Свердловске, ты в Новосибирске, а она – в Киеве, видитесь вы три раза в год, когда повезет в одну программу попасть, да в отпуске еще разок встречаетесь.
Перед нашим отъездом к Фире Моисеевне приехала в гости тетя Тая, которая за столько лет жизни в Сухуме уже получила представление о почти всех здешних красотах. Она и посоветовала нам взять курс на Ткварчал, очень красивый город шахтеров. Бывшую наездницу горячо поддержал директор Барский, сказав, что вот и прекрасно, мы как раз завезем пригласительные в местный исполком, куда он, Барский, сейчас же и позвонит.
Я взяла на руки Вели, Маша села рядом с нами на заднее сиденье, Рита заняла место рядом с Якубовым, довольный Витька уселся позади Кости на «Кавасаки», и экспедиция выдвинулась на поиски приключений, как провидчески выразился Сашка.
Город оказался небольшим, но действительно сказочно красивым. Со всех сторон его окружали горы, Ткварчал, как затейливая мозаика, лежал на дне огромной зеленой чаши, куда вела единственная дорога, петлявшая между гор. Бежевые, розовые, терракотовые трех- и пятиэтажные дома с красивой лепниной террасами поднимались вверх, а на улицах росли молодые кедры вперемежку с пальмами. Мы быстро нашли монументальное здание горисполкома, отдали секретарю председателя пригласительные и спросили, чего бы посмотреть в окрестностях. Девушка посоветовала съездить в Верхний город, покататься на канатной дороге и заглянуть в Акармару, поселок неподалеку от города, – там есть целебные источники и просто очень красиво, сказала она.
Нигде больше я не видела такого количества улыбающихся лиц. Люди на улицах были веселы, очень радушны и охотно объясняли нам, как лучше всего проехать в эту самую Акармару. Было ощущение, что нас тут знают и рады нам. Мужчины абсолютно не стеснялись спросить у Кости, что это за мотоцикл, осмотреть «Кавасаки» и пощупать, справиться о характеристиках и выслушать ответ, уважительно хмыкая при сакраментальном словосочетании «тысячекубовый двигатель».
Добрались. Городок лежал внизу, напоминая россыпь разноцветных кристаллов на бархатной изумрудной подушке, вокруг нас были горы, поросшие лесом, справа – полянка. А дорога уходила куда-то дальше, туда, наверное, где слышался шум реки. Мы хотели есть, Вели хотел есть, писать и пить, потому решили сделать привал. Расстелили покрывала, ребята сложили из камней мангал, мы с Машей и Ритой накрыли стол, Ковбой разлил сухое вино из последней корзины подарков батоно Джамала (мне, как всегда, обидно налили лимонад), поставили жариться мясо. Настроение у всех было преотличным, но тут вернулся из разведки на местности Костя:
– Народ, дальше офигенно красиво! Но самое главное – там невероятный мост, который уходит куда-то в заросли. Поехать по нему нельзя, он железнодорожный, и наша дорога сворачивает в сторону от него, но какая же красота буквально в трехстах метрах отсюда…
Зерно его слов упало на благодатную почву: выпив пару стаканов сухонького, Якубов принялся уговаривать нас сходить к мосту, а потом вернуться к столу, доесть мясо и двигаться дальше. И мы согласились. Оставив сытого и уже сонного Вельку спать в машине с опущенными наполовину стеклами, затушили огонь и пошли по лесной дороге.
Они роскошно смотрелись вместе, Саша и Маша: оба невысокие, великолепно сложенные, он – смугло-загорелый, и она, вся какая-то персиково-розовая, с пышным хвостом русых волос. Мне было радостно на них смотреть, но совершенно не нравилось, что и Костя тоже смотрит на легкую фигурку Маши. Ну и что, что мы идем позади них и Троепольскому, если честно, смотреть особо некуда больше, потому что вокруг только лес? Лес – тоже красиво, почему бы не посмотреть по сторонам?
Так вот, сухое вино, солнечный денек, молодая силушка, бедовая головушка, красивая Маша рядом – пазлы сложились, адреналин смешался с допамином, и этот коктейль, видимо, бабахнул в бубен Якубову нешутейно.
Мост оказался даже чудеснее, чем мы могли представить: он едва заметно изгибался в горизонтальной плоскости над горной речкой, опираясь на три огромные арки, а на противоположной стороне ущелья скрывался в тоннеле, который виднелся в горе. Очевидно, это и был тот необыкновенный кривой мост, по которому, как нам сказали в городе, из шахт возили уголь на железнодорожный вокзал Ткварчала.
Конечно, мы пошли по нему, шагая прямо по шпалам. Все как раз были на самой середине и спорили, сколько десятков метров до камней на дне реки, – бирюзовая вода внизу была очень прозрачной, и мы хорошо видели огромные валуны, – когда я услышала обморочное «ааахххх» Машки. Сумасшедший Якубов стоял на перилах моста. И даже, дрянь такая, не покачивался. Стоял себе, как на родном манеже. Спиной к пропасти стоял, и физиономия у него прямо сияла от кайфа! Не в мягких чешках с кожаной подошвой, натертой магнезией, чтоб не скользила, а в обычных кедах стоял, гори оно все огнем…
Мне уже бывало страшно к тому моменту. Вспомнить хотя бы пожар в городе, откуда мы приехали в Сухум – проплешина от ожога на моей голове так и не заросла. Да и потом случалось всякое, но вот такого чистого, не приправленного никакими больше эмоциями – тьмой, отвращением, горем, – такого абсолютного ужаса, что парализовал меня напрочь на мосту, я не припомню и сейчас.
