Но как понять, что нам решительно необходимо, без чего вполне можно обойтись, а что – абсолютно ненужно?
Опять-таки на основании собственного опыта могу сказать, что понять это очень просто. Критерий, как мне кажется, один: чувствуете ли вы радость от этого или нет. Если вы заняты чем-то важным, по вашему мнению, но при этом не взволнованы, не испытываете искренней радости и не получаете от своих действий никакого удовольствия, значит, что-то пошло не так, что-то не заладилось. Тогда нужно отмотать все к самому началу и отыскать все «лишние» и «неладные» детали, которые мешают вам радоваться и получать удовольствие от процесса. Как найдете – все до единой изымите и выбросьте.
Сказать легко, а сделать – не очень. Когда-то, как раз когда я написал «Слушай песню ветра» и получил за нее дебютную премию «Гундзо», в мой бар зашел бывший одноклассник – мы учились вместе последние три года школы. «Ну раз за такое премии дают… У меня-то небось не хуже выйдет», – сказал он мне и ушел. Я, конечно, немного разозлился на него, но в то же время подумал, что в чем-то он, должно быть, прав. Написать такое действительно мог кто угодно. Ведь что я делал? Я, особо не утруждаясь, записывал простыми словами то, что приходило мне в голову. Редкая лексика, красивые выражения, изысканный стиль – ничего из этого я не использовал. У меня получился этакий сухой концентрат. Кстати, я так и не слышал, чтобы этот мой одноклассник написал свою книгу. Уверен, что он просто подумал: «У меня что, дел других нет – писать еще один сухомяточный роман, которых и так в мире уже предостаточно?» Подумал и не написал. Если все так и было, то нужно отметить его проницательность.
Хотя сейчас я думаю, что именно «такое», о котором он говорил в контексте премий, как раз, по моим ощущениям, труднее всего дается начинающим писателям. Выкинуть из головы весь «и-без-него-обойдемся» контент и с помощью «вычитания» упростить вещь или явление вовсе не так легко, как представить это в уме или сказать об этом. Но я с самого начала не был «зациклен» на идее писательства, творил, так сказать, не корысти ради, а из любви к искусству, потому и справился без особого труда.
Получившееся, как ни крути, и стало моей отправной точкой. Я стартовал сухой, простой, полной воздуха прозой. Она легла в основу моего стиля, и постепенно, с каждым новым произведением, я воплощал в ней себя, придавая ей новые формы, делая структуру более объемной и многослойной, укрепляя скелет, усложняя сюжет, надстраивая его так, чтобы все встало на свои места. Постепенно масштаб моей прозы становился крупнее. Я уже говорил, что у меня внутри было приблизительное понимание, какую прозу я хочу писать, но сам этот процесс укрупнения не являлся преднамеренным, скорее он шел естественным путем. У меня не было четкого, продуманного плана. Только оглянувшись назад, я понял, как все происходило на самом деле.
Если в моей прозе и есть что-то, что можно назвать оригинальным, то оно напрямую связано с этой «вольностью». Когда мне исполнилось двадцать девять, я просто так, без всякого на то основания, вдруг почувствовал, что хочу писать, – и создал свою первую вещь. У меня не было как таковой жажды к писательству, у меня не было четкого представления о том, как нужно писать прозу, то есть я был ничем не ограничен. Более того, я не знал, как обстоит ситуация в современном литературном мире, и (хорошо это или плохо) у меня не было «кумиров» и образцов для подражания среди современных авторов. Тогда я думал лишь, как бы написать текст, в котором отразятся мои мысли и чувства, – только и всего. Я так хорошо чувствовал этот непосредственный, шедший изнутри импульс, что совсем не думал о дальнейшем. Просто сел за стол и начал писать. Одним словом, как бог на душу положит, без напряжения. Писать было радостно, и еще я получал удовольствие от ощущения естественности и свободы.
Чистый импульс радости
Я считаю (или, вернее, надеюсь), что именно это ощущение – основа, на которой держится моя проза. Динамическое основание, движущая сила. Мотор, если использовать автомобильный термин. Любая творческая работа должна произрастать из радости. И тогда оригинальность – это не что иное, как порождение импульса, естественного стремления делиться свободой чувств и мысли, беспрепятственной и безграничной радостью с как можно большим количеством людей. Проявляется этот внутренний чистый импульс в индивидуальном стиле и чувстве формы, которые писатель спонтанно и естественно приобретает в процессе творчества. Сымитировать, искусственно воссоздать такое невозможно. Как бы ни жонглировали трезвомыслящие, рассудительные люди своими знаниями, какими бы схемами и диаграммами ни оперировали, сфабриковать импульс не получается. Если бы даже и получилось, то вряд ли его жизнеспособности хватило бы надолго, как у растения, которое не смогло хорошо закрепиться корнями в почве. Если дождя нет, оно моментально сникает, увядает и засыхает, а если дождь слишком сильный, то его отрывает от земли, смывает потоком и уносит неизвестно куда.
Это всего лишь мое личное мнение, но если в творчестве вам важна свобода, то нужно спрашивать себя не о том, чего вы добиваетесь и чего ищете, а о том, какой вы на самом деле, когда ни за что не боретесь и не заняты поисками. Как мне кажется, именно такой образ желательно уметь «визуализировать» своим внутренним взором.
Если брать быка за рога и пытаться прямолинейно ответить на вопрос «Чего я добиваюсь?», разговор получится трудный, неотвратимый. Чем тяжелее, чем неизбежнее повествование, тем меньше в нем остается свободы, тем неувереннее его поступь. Чем больше сбиваешься с шага, тем больше потеря энергии. А лишенная энергии проза никому – и даже самому автору – не интересна.
Писатель, который «ничего не добивается», напротив, легок, как мотылек, воздушен и свободен. Нужно только раскрыть ладонь и отпустить мотылька на волю. Рассказ тогда тоже устремится в полет. Если подумать, то для большинства людей в порядке вещей жить без всякого там самовыражения. Но вы-то независимо от них хотите выразить себя, ведь так? И вот слово «независимо», истолкованное в контексте свободы и естественности, неожиданно открывает нам глаза на нашу первоначальную сущность.
Я пишу прозу уже больше тридцати пяти лет, и ни разу за это время не испытывал творческого спада и не был в писательском кризисе. Никогда не было со мной такого, чтобы я не мог писать. Это не самолюбование собственными талантами и не бахвальство, пусть, возможно, и кажется таковым. В моем случае все очень просто: если мне не хочется писать, если у меня нет творческого порыва, я просто не пишу. Совсем. Только тогда, когда я чувствую четко оформленное желание, внутренний запрос, я говорю себе: «Ну что ж, пишем!» – и решительно сажусь за работу. А пока запроса нет, я перевожу с английского на японский. В переводе сильнее всего ремесленное начало, поэтому им можно заниматься практически ежедневно без особого творческого порыва или стремления к самовыражению. При этом перевод – всегда отличный способ поупражняться в написании текстов (кстати, если я не занимаюсь переводами, когда не пишу, то все равно стараюсь найти себе какое-нибудь похожее по духу занятие). Еще я, бывает, набрасываю эссе. Пока я потихоньку занимаюсь всеми этими делами, я иногда думаю: «А что такого, я и без романов не помру».
