Моя невестка пропускает эту ремарку мимо ушей; она обходит дом, воркуя: “Ах, Кейт, у дома такой потенциал!”
Плевать. Петр сделал замечательную кухню. Слава Петру! Я выдала ему рождественскую премию, вложенную в открытку, он сказал, что, возможно, вернется не скоро, потому что в Польше умирает его отец. “Лет ему лишь пятьдесят девять. Это же неправильно, Кейт, вот так терять отца?”
Нет, это совершенно неправильно. Я обняла Петра и чмокнула в щеку. Он так меня поддерживал с тех пор, как мы перебрались сюда, что я даже прослезилась на прощанье, – впрочем, за последние несколько месяцев я привыкла плакать по любому поводу, таков уж мой личный климат. Паводки случаются чаще, чем на равнине Сомерсет-Левелз.
Мама закончила с капустой и теперь спит в кресле у “Аги”. На непривычно чистом ковре нет подарочков от Дикки, что само по себе чудо. За столом Бен с кузенами играют в “Монополию”, гаджетов не видно. Ничего себе! Даже Эмили ради бабушки с дедушкой соизволила переодеться из чертовых легинсов, которые она носит не снимая, в нарядное платье, правда, больше похожее на пеньюар новобрачной в медовый месяц, чем на настоящее платье, но, как говорится, и на том спасибо. Перед поездкой на юг Дональд сводил Барбару в парикмахерскую сделать завивку, красивое красное платье с золотыми пуговицами, которое я помню по прошлым торжествам, свободно висит на ней, и сразу видно, какой Барбара стала слабой и хрупкой. Острые старые кости. Впрочем, мы все понимаем: ей приятно знать, что она хотя бы попыталась.
Раньше я каждое Рождество морщилась и злилась, когда Барбара говорила Ричарду, мол, не стоило так хлопотать, хотя все его хлопоты сводились к тому, что он ближе к вечеру в сочельник покупал один-единственный подарок (для меня) плюс один пахучий “камамбер” и бутылку красного вина. Как же мне не хватает той Барбары. Теперь она почти ничего не говорит. Значит ли это, что она почти ничего не думает, или же мозг ее содрогается от мыслей, которые она не в силах высказать?
В канун этого Рождества она с растерянной улыбкой сидит у камина и держит Эмили за руку. Ну просто викторианская акварель, на которой изображена гостиная, хотя вряд ли викторианские барышни носили блестящие бриджи с вечерним платьем. И вряд ли признавались любящим маменькам, что портрет их задней части передают из рук в руки, точно кипсек. Слава богу, что история с этим долбаным белфи закончилась благополучно.
– Ба, держи, я купила тебе мыло. Типа, заранее в подарок на Рождество. Хочешь, используй его сегодня. Оно с ландышем. В “Бутс” много всяких разных, это пахло лучше остальных. Как ты. В смысле, как ты любишь. Ну, в общем.
И на этой изысканной ноте Эмили протягивает Барбаре подарок. Три кусочка мыла в коробочке, кое-как завернутой, но все-таки хоть что-то. В таких случаях главное – внимание. Я смотрю на Шерил, которая сидит на диване рядом с мужем. Покосившись на коробочку, она толкает его локтем в бок – легонько, исключительно чтобы обозначить удовлетворение от того, что подарок оказался столь незатейливым. Другого она в этом доме и не ожидала. Корова.
К нашему удивлению, Барбара подносит коробочку к носу и вдыхает аромат. Озадаченное лицо медленно проясняется, точно вдруг рассеялся туман. А потом, к еще большему нашему удивлению, Барбара говорит:
– Я им пользовалась на днях, милая.
– Ну и ладно, ба, давай я обменяю его на какое-нибудь другое.
– Во Франции.
– Во Франции?
– Мы были в той чудесной сельской гостинице. – Она поворачивается к Дональду. – Ты всю дорогу вел машину, любимый!
Дональд смотрит на нее и опускает взгляд на свои руки.
– Там была ванная, общая, правда, в конце коридора, но чистенькая. И я приняла ванну, мылась ландышевым мылом. Ты еще сказал, что от меня приятно пахнет. Вот только что, на той неделе. Надо же, какое совпадение! А теперь ты мне подарила мыло. Спасибо, Кейт.
– Эмили.
Пауза. Ричард подталкивает полено в камин и ногой пихает его поглубже в огонь. Барбара медленно закрывает глаза.
– Наш первый заграничный отпуск, – шепотом поясняет Дональд. – Июнь 1959 года. Барбара права, мы ездили на машине. На нашем “остине кембридж”. Он сломался, не доехав до Кале. Барбара сказала: “Добро пожаловать в Европу”, и мы расхохотались. – Красные глаза его слезятся. – Где-то в глуши нашли гостиничку, уж очень устали за целый день в машине. Там еще были такие сосиски вместо подушек.
– Валики.
– Валики. И биде, у нас такого тогда не было, Барбара не могла на него смотреть без смеха. И меню мы никак не могли прочесть. – Он улыбается Эмили: – Смешно, конечно, но иногда я ей завидую. Твоей бабушке. Потому что ей кажется, что все это было на прошлой неделе. – И крепко сжимает кулаки, точно мальчишка, который загадывает желание. – Эх, если бы.
Мир и благоволение. Рецепты кексов, рассказы детям о былом, чтобы когда-нибудь они, в свою очередь, поделились этими воспоминаниями со своими детьми. Быть может, однажды на Рождество, лет этак через сорок, Эмили вспомнит ландышевое мыло и как оно на несколько драгоценных минут вернуло ей бабушку, которая так ее любила.
Слышен лишь треск пламени, небесные созвучия гимнов да слабый мелодичный храп. Певчие Кинга как раз тянут “Ангелы из царства славы” – один из этих бесконечных распевов “Слаааааваааааа”, – как вдруг Шерил взвизгивает.
– О господи, Кейт, да у тебя в саду собака с огромной птицей в зубах!
От кого: Кэнди Страттон
Кому: Кейт Редди
Тема: Собака сожрала мою индейку
Дорогая, ты же пошутила, правда? Смешнее истории об испорченном Рождестве мне читать не доводилось. Признавайся, после такого ты ведь наверняка усыпила эту чертову псину, Дикки? Кстати, надо было заодно усыпить и стерву-невестку.
Чем же ты их в итоге кормила – фасолью из банки? Поверь мне, однажды ты будешь вспоминать об этом со смехом.
Кстати, как у тебя дела с Абельхаммером?
ХХ
К.
От кого: Кейт Редди
Кому: Кэнди Страттон
Тема: Собака правда сожрала мою индейку
Интересно, когда же я смогу вспоминать об этом со смехом? Лет через тридцать, не раньше, и то если повезет. Рич гонялся за Дикки по всему саду и наконец вырвал у него индейку. Видимо, Рич полез в ведро инспектировать индейку в маринаде и плохо закрыл крышку. В этом он весь: влезть куда не просят, “попытаться помочь” и устроить беспорядок. Я отрезала пожеванную индейкину ногу и надеялась, что остальное удастся спасти.
А потом заглянула в ведро и понюхала маринад. Он протух. Должно быть, так пахнут трупы, брошенные на поле боя. Шерил заметила, что для декабря “тепло не по сезону” и что я сама дала маху, надо было держать маринад в холоде. Поставить в холодильник. Спасибо, сука. Уж извини, что у нас нет холодильника размером с аэропорт, как у вас с Питером. Сожалею.
