Я беру книгу в руки. Страницы выдраны, причем явно в спешке. Не хватает целых глав. Марианна, может, и на месте, а вот Элинор и след простыл. Вдруг я чувствую сладковатый душок. Принюхиваюсь. Ну точно, трава. Иду на запах и обнаруживаю трех невинного вида парней и одну девицу, которые, сидя на холодной траве, сворачивают косяки. Да, из страниц романа Джейн Остин. И что прикажете делать: аплодировать их литературному вкусу или наорать на них за вандализм? “Нечего сказать, джентльмены, прилично же вы себя ведете в компании юной леди!” – вот что мне следовало бы произнести. Но вместо этого я прошу их прекратить. Они лишь смеются.
22:10
Ричард караулит у входной двери, твердо намереваясь изымать алкоголь и пускать только тех, у кого есть приглашения. Но, поскольку приглашений нет ни у кого, ему приходится туго. К тому же все в маскарадных костюмах, и это тоже не ускоряет процесс установления личности. В эту самую минуту Ричард горячо спорит со снеговиком.
22:43
Выглянув в кухонное окно, вижу нескольких Санта-Клаусов, которые, прошмыгнув вдоль стены дома, входят через задний садик; за Сантами по пятам следуют олени в комбинезонах из искусственного меха. Доннер пытается оседлать Блитцена, и со стороны кажется, будто он решил его поиметь в честь праздника.
22:51
Мимо проходит моя дочь. С этим бушующим морем незнакомцев я и забыла, что она тоже здесь.
– Мам, привет, как тебе музыка?
– Нормально. Вообще-то, Эм, я не думала, что ты намерена устроить дискотеку.
– Ну, мам, это не дискотека, – Эмили закатывает глаза, – дискотеки уже сто лет никто не устраивает.
Моя дочь переоделась в прозрачное боди телесного цвета с блестками на сосках и серебристые короткие шортики с красной надписью на заднице “Счастливого Нового Тверка”. Сквозь телесного цвета чулки в сеточку на бедре до сих пор видны царапины с того раза, как она упала с велосипеда.
– Милая, во что это ты вырядилась?
– Расслабься, мам, я специальный рождественский выпуск Майли Сайрус. – Она стоит под руку – глаза б мои не глядели! – со своей заклятой подругой Лиззи Ноулз, той самой, что устроила весь этот бум с белфи. Что ж, если не можешь победить, пригласи на вечеринку. На Лиззи красные гольфы и футболка с надписью “Придите ко Мне, верные”.
Держи себя в руках, Кейт. Помни, ты все это устроила лишь для того, чтобы Эмили не чувствовала себя одиноко. С другой стороны, легче ли ей в этой толпе?
– Кейт, привет, – говорит Лиззи, – потрясающая вечеринка. Прям как Рождество.
Нет, мерзкая ты сучка, Рождество – это Энди Уильямс в свитере с оленями. Рождество – это вилкой рисовать аккуратные узоры на шоколадном полене, так чтобы глазурь походила на елочку. Рождество – это ангелы и архангелы. Но все это я думаю про себя, рта же не раскрываю, чего не скажешь о гостях, вот уж кто не закрывает рта. Они орут, пьют пиво из банок или прилипают ртами к чужим ртам – такое ощущение, что наобум. В моем доме тихо, как на Гран-при “Формулы-1”.
Полночь
Ричард стоит один-одинешенек в кладовке, сторожит велосипедное снаряжение и задумчиво грызет морковку. Я поднимаю бровь.
– Это нос снеговика, – поясняет он. – Он меня достал. Ну я ему и открутил сопатку. Теперь ему нечем дышать.
Я немного волнуюсь, чем же закончится этот вечер.
00:20
Кто-то кричит, что сломался сортир на первом этаже. Я вбегаю туда, обнаруживаю заблеванный пол и снеговика, который вдыхает снег через соломинку. Потеря носа явно не избавила его от пристрастия к наркотикам. Возможно, он нюхает сахарную глазурь, которую я купила для рождественского торта, но, боюсь, это не так. Я велю снеговику убираться, иначе вызову полицию. Он таращит на меня глаза-угольки. Я пячусь прочь.
01:11
Ричард держит осаду испоганенного сортира. Ни дать ни взять последняя битва Кастера
[73]. Пользоваться туалетом дозволяется лишь в случае крайней нужды.
– По-маленькому или по-большому? – громовым голосом интересуется муж у каждого, кто пытается войти. – Если по-маленькому, марш в сад!
Я достаю пустые банки от коктейля с бакарди из-под журнального столика, ко мне подходит Эмили и чуть не в истерике вопит:
– Мам, это ужас какой-то, папа в прямом смысле всех спрашивает, что они хотят, писать или какать. И если писать, то не пускает, отправляет в сад. Пожалуйста, скажи ему, чтобы перестал!
01:30
Я поднимаюсь в нашу спальню, с маленькой незаконченной смежной ванной и огромным знаком “НЕ ВХОДИТЬ” на двери, распечатанным на принтере и заламинированным. К моему удивлению и облегчению, в спальне никого нет. Надо же, дети послушались приказа. Меня это, как ни странно, трогает: несмотря на устроенный ими адский бардак, они, по крайней мере, не переходят последние границы. Они, по крайней мере, понимают, что родителям тоже нужен собственный уголок. Они, по крайней ме…
– Ой.
В ванной занимается сексом парочка. Табличку на двери они проигнорировали, какое там “Не входить”. Девушка расположилась возле раковины, на том, что после сегодняшней памятной ночи следует называть столешницей разврата. Учитывая ее местоположение, я делаю вывод, что моя зубная паста аккурат у нее под попой. Ноги ее обвивают чью-то поясницу, глаза закрыты, и я ее не узнаю. Парня тоже не узнаю, в основном потому, что вижу только его задницу. Он не остановился; наверное, даже не слышал, как я вошла.
Секунды четыре я стою и глазею на них. Не потому что я жалкая извращенка, которой доставляет удовольствие наблюдать за чужими утехами, и не потому что от возмущения лишилась дара речи (хотя так оно и есть), а потому что то, чем они заняты, и пыл, с каким они это делают, напоминают мне о давних годах. Словно я включила телик и попала на вестерн. Неужели это и правда было так давно? Когда же в последний раз я сама была на Диком Западе?
Девушка открывает глаза, видит меня. Узнает хозяйку дома. Расплывается в самой вежливой и благовоспитанной улыбке, которую я видела за этот вечер, и шепчет: “Уже заканчиваем”.
Я разворачиваюсь и крадучись ухожу из собственного безопасного пространства в зону повышенной опасности. В комнате Бена, которая, к счастью, пустует, потому что Бен сегодня ночует у Сэма, включаю ноутбук и ищу в киберпространстве следы мистера Запретный Плод. От Джека нет письма. По-прежнему нет. Знаете, как это бывает: смотришь на чужое счастье, как другие целуются и занимаются сексом, и отчаянно мечтаешь о том же? Ну вот.
02:25
Мой муж проявил, по его собственным меркам, исключительную находчивость: придумал, как избавиться от гостей. А то мне в какой-то момент показалось, что они – все шестьдесят? восемьдесят? семьдесят, как дней лет наших?
[74] – проторчат у нас до утра. Дом сотрясался от грохота, когда Ричард пошел в кладовку, пошарил за собачьим кормом и вырубил предохранитель с надписью “розетки на кухне”. Вертушки со скрежетом остановились. Колонки затрещали и замолкли. Ричард вышел из кладовки, захватив для прикрытия банку кофе.
