Нет, я вовсе не жалуюсь, с какой стати. Я по-прежнему пытаюсь убедить Ричарда, что с домом нам повезло. Мы тогда договорились искать жилье подешевле, чтобы перебраться поближе к Лондону и я бы могла каждый день ездить туда на работу. Квартира в столице после жизни на севере была нам не по карману. Я просматривала варианты на “Райтмуве”
[24] и обнаружила, что наш старый дом, Хэкни-Хип, теперь стоит миллион двести тысяч фунтов. Мы уже фактически согласились на квартиру с четырьмя спальнями в новостройке, неподалеку от железнодорожной станции, когда я по совету агента отправилась посмотреть “подлинную винтажную жемчужину с богатым потенциалом, нуждающуюся в деликатном обновлении”.
Рок и погода сговорились против меня. Стоял один из тех ослепительно солнечных дней, когда глядишь в пронзительную небесную синь и так остро хочется жить, что душа рвется из груди и парит над землей. Вот если бы шел дождь! Тогда, быть может, до меня дошло бы, что лоскутное одеяло из мха и плюща, окутывающее три внешние стены, шаткая черепичная крыша и два дымохода, каждый размером четыре на четыре фута, вовсе не означают, как мне хотелось думать, что передо мной зачарованный замок, который только и ждет, чтобы с него сняли суровое заклятье запустения.
“И сколько же нам будет стоить прорубить дорогу в этих зарослях, чтобы спасти спящую красавицу, а потом, когда мы вынесем ее из замка, восстановить стены?” – такой вопрос я не задала, когда стояла на задней веранде и любовалась медового цвета камнем, из которого три столетия назад сложили дом. Сад словно сошел с полотен импрессионистов – сочное пятно зеленой лужайки в обрамлении черных, как тушь, мазков буков и сосен. Когда я впитывала этот типично английский пейзаж, в ушах у меня, казалось, звучал “Взлетающий жаворонок” Воана-Уильямса
[25]; воображаемая музыка играла так громко, что совершенно заглушила свист близлежащего шоссе М11, который превратился в гул, когда деревья сбросили листву, а мы подписали договор. Caveat emptor
[26].
Мы с Ричем все-таки съездили посмотреть на новостройку. Какой же безликой и тесной она показалась нам со своей сделанной на заказ крохотной, точно игрушечной, мебелью (уловка циничного застройщика, чтобы комнаты выглядели больше, – по крайней мере, так мне сказал друг-дизайнер). По словам агента, застройщик готов был пойти нам навстречу и заплатить гербовый сбор, а это такая круглая сумма, что Рич даже присвистнул от удовольствия. Но я уже отдала сердце другому дому и видела лишь недостатки там, где были сплошь преимущества и выгода. Я хотела очаровательный дом с великолепными пропорциями и старинной лестницей с перилами красного дерева, которое просматривалось под слоями облупившейся краски.
Конкурирующий агент сказал, что поскольку объект требует ремонта, “на который мало у кого хватит воображения” (читай: кроме вас, браться за него дураков нет), то владелец “готов рассмотреть существенную скидку с начальной цены”. Другими словами, он отчаялся сбыть его с рук, ведь дом продавался больше года и что-то не наблюдалось толпы желающих делить ванную комнату с долгоножкой и девятнадцатью ее детенышами. Мне удалось уломать Ричарда с помощью беспроигрышного аргумента: поблизости есть отличная школа. Готово дело! Ну конечно, не обошлось без секса, но я получила дом мечты, а это само по себе оргазм.
Вот только Ричард возненавидел дом с самого первого дня. Зовет его “Горменгастли”
[27], причем отнюдь не с нежностью. Все, что выходит из строя, – да у меня пальцев не хватит сосчитать, что именно! – лишь доказывает, как сильно я ошиблась, и дает Ричарду повод довольно-таки ехидно поглумиться. В первый же вечер он включил фильм под названием “Долговая яма” с Томом Хэнксом, там про пару, которая пытается отремонтировать безнадежную развалюху. Было смешно, пока я не включила в мерзлой гостиной электрический обогреватель и в доме не перегорели все лампы, а телевизор не погас, затрещав напоследок.
Я и рада была бы сказать, что мне удалось доказать мужу, как он заблуждается, однако, несмотря на героические усилия Петра и практически постоянные визиты строителей-поляков с лестницами, пилами и молотками, каждый день приносит новые дурные вести о сырости и разрухе. Опустошительная с финансовой точки зрения новость о провисшем поле ванной идет тандемом с эмоционально опустошительной новостью о том, что у меня провисли мышцы тазового дна, – об этом сообщил мне человек, которого я прежде звала акушером-гинекологом, теперь же это просто мой гинеколог.
– Кейт, кастрюля, она горит.
– Что? – Я подпрыгиваю от неожиданности, не заметив, что рядом со мной в кладовке стоит Петр.
– Плита, там огонь, – поясняет он. – Осторожно, пожалуйста.
Несусь на кухню. Из сотейника валит густой дым. Черт, забыла. И о чем я только думала?
(Рой, ну правда, почему ты не напомнил мне, что я растапливаю масло для спагетти болоньезе? РОЙ! Такие вещи забывать нельзя. На той неделе у нас перелилась ванна.)
Я бы сунула сотейник в раковину, но раковины больше нет, потому что Петр вынес ее на помойку. Тем более вроде же нельзя лить воду в кипящее масло – или наоборот? Хватаю сотейник, выбегаю в сад, и морось гасит шипение и брызги. Прежде чем вернуться в дом и заново развести в кастрюле оливковое и сливочное масло, останавливаюсь полюбоваться видом. В этом году листва особенно красива – дерзкого абрикосового и робкого лимонного оттенка из осенней коллекции природы, которая не перестает меня удивлять. (Рой, будь так добр, напомни мне посадить те луковицы тюльпанов и нарциссов.) Да, я готова признать, что гораздо разумнее было бы выбрать жилье поскромнее. Пока не найду работу, нам не только ремонт не по карману – я истратила и весь капитал, который оставался в нашем браке. Отношения чем-то похожи на сберегательный счет: когда все хорошо, вы оба его пополняете, и этого хватает, чтобы пережить трудные времена. Я же сейчас по уши в долгах.
Зря я не послушала Ричарда. Так отчего бы, Кейт, тебе не сказать ему об этом? Уступать всегда тяжело, верно? Все твоя глупая гордость. Я и сама не могу объяснить, почему настояла на покупке дома, но все во мне восставало при мысли о том, что жизнь будет сокращаться, становиться меньше, а не больше. Оглянуться не успеешь, как окажешься в одноэтажном (чтобы можно было передвигаться на инвалидной коляске) доме для престарелых и на тебе будет памперс для взрослых. Я уже и сейчас, когда чихаю, чуть-чуть писаюсь. Уж простите, но у меня нет ни малейшего желания “уходить безропотно во тьму”
[28]. Я хочу принять еще один вызов, пусть даже для того лишь, чтобы доказать, что я еще жива и способна мыслить масштабно.
