– Что стряслось? Все в порядке?
– Я должен тебе кое-что сказать, – отвечает Ричард.
– Нет, это я должна тебе кое-что сказать, – возражаю я.
– Кейт, мне правда нужно тебе кое-что сказать. Мне кажется, точнее, у меня уже давно такое ощущение, словно я попал в ловушку и должен направить силы в иное русло.
– Ты все силы направляешь на свой велосипед. И было бы куда лучше, если бы ты направил их на своих детей. Тут я с тобой согласна. Я хотела рассказать тебе вот что: у Эмили проблемы в школе. Я только что встречалась с руководительницей шестых классов. После летних каникул Эм сфотографировала свою задницу, чтобы сравнить с девчонками, кто больше загорел, а одна стерва, Лиззи Ноулз, ты ее знаешь, выложила это белфи, то бишь фотографию задницы, в социальную сеть, и снимок разлетелся по всему интернету.
Ричард досадливо морщится. Такое выражение лица у него бывает всякий раз, как он замечает, что я смотрю “Даунтон”.
– Зачем Эмили сделала эту глупость?
– Потому что она подросток и живет в культуре Большого Брата, который поощряет их выставлять себя напоказ в социальных сетях. Они подсаживаются на лайки, им льстит внимание, они свайпают направо и налево, они видят друг в друге вещь, а не родственную душу, у них нет никакого понятия о личном пространстве, и вообще это какой-то кошмар. Ты уж извини, я давно собиралась тебе обо всем рассказать.
– Это ты меня извини, я тоже давно собирался тебе обо всем рассказать, – отвечает Ричард.
– Что?
– Я ждал удобного момента, чтобы сообщить тебе о беременности.
– ЭМИЛИ БЕРЕМЕННА?!
– Джоэли.
– Кто?
– Джоэли беременна.
– Та девушка, которая приходила на Рождество? Эта задейка?
– Да. Она испугалась, что у нее будет выкидыш и она потеряет детей.
– Детей. То есть их несколько? Близнецы? Твои?
Он отводит глаза. Господи боже, да он никак всерьез.
– Это так-то ты духовно развиваешься? Трахаешься со своей соевой индейкой, пока я жопу рву на работе, чтобы мы по миру не пошли?
– Я надеюсь, более того, я убежден, что мы сумеем сесть и конструктивно и цивилизованно все обсудить.
– Да неужели? Цивилизованно, говоришь? А забыл, как ты мне говорил: “Прости, но мы не можем себе позволить третьего ребенка. Потому что мы перешли на новый этап жизни. Ты ведь не хочешь снова все эти бессонные ночи?” То есть мне ты рожать запретил!
– Я понимаю, это выглядит некрасиво, – отвечает он, – и мне ужасно жаль, правда. Все так запуталось, мы с тобой совсем перестали друг с другом разговаривать, и я должен был, но не…
– …не предохранялся? Или Джоэли предпочитает вычислять овуляцию по долбаным лунным циклам?
Ричард молча смотрит на свои велотуфли. Потом вежливо интересуется, собирать ли ему вещи, словно уезжает куда-то на выходные, а не уходит от жены, с которой прожил четверть века. Я оглядываю кухню, ту самую, которую ремонтировала, как и остальной дом, чтобы создать уют, превратить его в семейную крепость, способную выдержать любые невзгоды.
И тут меня прорывает. Вся обида и злость, накопившиеся с процентами в банке праведного негодования. Весь эгоизм Ричарда, для которого собственное желание заняться “полезным делом” и переучиться на психолога важнее нашего материального благополучия.
– Кто еще из мужчин может позволить себе подобную роскошь? Неудивительно, что у тебя в группе одни женщины. Жены богатых мужей, которые их содержат, пока те два года учатся и ни черта не зарабатывают, да еще ходят к психологу и платят за это бешеные деньги.
Я понимаю, что это удар ниже пояса, но меня ослепила обида на то, что со мной обошлись так несправедливо, и тревога за Эмили, сердце мое рвется на части, потому что я снова отказала Джеку, дабы сохранить семью, ту самую, которую Ричард теперь бросает из-за беременной эльфийки.
– Кстати, сколько этой твоей Джоэли лет – двенадцать?
– Вообще-то ей двадцать шесть.
– Господи, да она же в два раза тебя моложе! Какая пошлость.
Меня понесло. Ну а какая еще жена приняла бы выбор Ричарда? Какая жена в самый разгар климакса, когда и без того хреново, устроилась бы на нервную работу на полный день, чтобы ее муж “наслаждался жизнью здесь и сейчас” и протирал своей костлявой задницей подушку для медитации? А эти его долгие отлучки? Пропустил концерт Бена, потому что практиковался с Джоэли в осознанности. Предоставил мне в одиночку заботиться о его родителях, моей маме, наших детях. Тратил наши деньги – мои деньги – на свои сраные велосипеды.
– Что ты вообще для нас сделал?!
– Ты несправедлива. – Мой упрек в прямом смысле слова сбивает Ричарда с ног, и он валится в кресло возле “Аги”. – Я продал свой второй велосипед, чтобы оплатить терапию.
– Ты продал велосипед? Когда же это?
– Летом, Энди из клуба. Он дал мне за него четыре штуки.
Ричард продал свой второй велосипед?
(Рой, здесь что-то не так. Что я должна помнить про велосипед Ричарда? Что-то с ним такое связано. Пожалуйста, найди. Я не знаю, что именно, но это очень важно.)
Ленни заходится яростным лаем и даже скалится на Ричарда. Я сажусь на пол и обнимаю пса за шею.
– Зря мы завели эту чертову собаку, – говорит Ричард, и это его замечание окончательно подтверждает гибель нашего брака. Я даже не тружусь отвечать. Глажу моего верного друга, а он порывисто лижет мне лицо.
Самое странное, что я практически ничего не чувствую. Ни из-за Джоэли. Ни из-за близнецов. (Близнецы? Я тогда сказала Элис, что мужчины уходят и у них в новых отношениях рождаются близнецы. Вот уж не думала, что это случится со мной.) Безусловно, я потрясена и расстроена, что нашему браку пришел конец, но даже в первом порыве ярости и боли понимаю, что меня это не убьет. Правда в том, что я уже давно живу одна, а нашей с Ричардом близости и след простыл. Может, поэтому я так долго не могла сообразить, что к чему, и не догадывалась, что у них с Джоэли? При том что у Ричарда она не сходила с языка – может, он даже хотел, чтобы я заметила и потребовала объяснений, но мне уже не было до него дела. Мне было так одиноко, что я мысленно призывала Джека, мечтала о том, как он снова напомнит о себе. И вот теперь прогнала его навсегда.
(Да, Рой, в чем дело?) Всплывает воспоминание. Что-то важное, жизненно важное. Что-то, что я пыталась поймать, облечь в слова. Что-то насчет велосипеда Ричарда. Мой верный старый библиотекарь несет мне это воспоминание, я слышу, как он шаркает тапками по моей памяти; он почти здесь. (Давай же, Рой, ты справишься. Что там с этим велосипедом?)
– О господи, как же я была слепа.
– Ты и не должна была узнать о Джоэли, – отвечает Ричард, но я заливаюсь слезами, однако оплакиваю вовсе не наш брак.
