— Прекрасно же знаешь, что нет.
— Так пойдём! — Брэна вскочила, потянула принцессу за руку. — Хоть посмотришь, как обычные девчонки веселятся. А то всё церемонии, да этикет. Тьфу, вспомнить тошно! Пойдём! Ну чего ты теряешь?
Принцесса неуверенно пожала плечами, яростно расчёсывая ладонь. Покосилась на окно, за которым вовсю стрекотали цикады и едва слышно волнами накатывала музыка: тоненько взвизгивали скрипки, истерично трещали бубны, рассыпая звуки медными монетами.
А терять, вроде бы и вправду было нечего, потому Ренна и кивнула.
Оказалось, что обычные девчонки, по крайней мере, на Грани, веселятся с размахом. По краю огромной природной террасы почти на самом дне чаши долины горели костры. На них, обдавая празднующих ароматом горелого жира, пеклись говяжьи бока и целые бараньи туши, в громадных котлах булькала пряная подлива. Правда, за тем, чтобы мясо не подгорело, никто не следил, под веселье всё шло неплохо: и горелое до углей, и едва прожаренное.
Большие, двухсотвёдерные бочки с виной стояли повсюду без всякого порядка. Видно, как выкатили их, так и оставили. Добровольные виночерпии, в отличие от поваров, нашлись — они щедро угощали всякого, кого жажда одолела, но и себя не забывали.
Оркестров тут было не один, а целых три, причём наяривали музыканты не только соседей, но и себя не слыша — дикая какофония, издалека смахивающая на музыку, едва не сшибла Ренну с ног. Но всё вместе — вой волынки и запил скрипок, рёв тростниковых флейт и грохот барабанов, пьяные крики и песни без склада и лада, смех, здравицы, которые никто не слушал — превращалось во что-то трудноопределимое, но мгновенно опьяняющее без всякого вина, заставляющее кровь кипеть не хуже подливки, и желать сумасшедшего.
Ренне тут же сунули оловянную кружку. Она хлебнула и закашлялась, подавившись — такой кислятины девушке пробовать ещё не доводилось, но ей понравилось. В руке сам собой оказался ломоть сыроватого грубого хлеба с куском мяса. Укусила, едва сумев проглотить — баранина оказалась жутко жёсткой и жирной, но принцессе понравилось. Какая-то девчонка, хохоча, схватила её высочество за руку, потащила за собой в круг скачущих козлами людей. Ренна упёрлась было: диким показалось вот так подпрыгивать, задирать колени, размахивая юбками. Но попробовала и ей понравилось.
Чёрное небо с точками бледных звёзд медленно вращалось над головой, отблески костров заставляли тени биться в судорогах, искажая лица, выхватывая увиденное кусками. Музыка одуряла, вышибая мысли, кислое вино холодило пёкшие внутренности. Почувствовав чужие руки на талии, Ренна ничуть не удивилась. Подняла голову, прищурилась, пытаясь в жарком дымном чаде рассмотреть незнакомое лицо, но увидела только шалые, бешеные глаза. Её закружили, нашёптывая на ухо. Она ни слова не понимала, но это ей тоже нравилось.
А потом почему-то принцесса оказалась во вращающейся пустой темноте. Звуки были где-то, Ренна точно знала, что они были, но девушка ничего не слышала. И не чувствовала. Только влажное, горячее дыхание на шее и груди. Это ей не понравилось, но значения не имело, потому что быстро пропало.
Очнулась её высочество от качки. Ренне показалось, будто она опять очутилась в носилках. Она зашарила руками и наткнулась на чьё-то лицо. Ощупала, но так и не поняла, кому оно принадлежит, зато догадалась: никакого портшеза нет, на руках её несут.
— Старшей матери угодно, чтобы её отнесли в спальню или лучше остаться на балконе? Тут ветерок, — раздалось над головой.
— Яо?
Имя приплыло из черноты, но кому оно принадлежит, её высочество вспомнить так и не смогла.
— Если угодно Старшей матери…
Ренна мотнула головой, отозвавшейся тупой болью. Сейчас Старшей матери было угодно только одно: спать.
ГЛАВА 4
Голоса сливались в неразборчивый, не слишком громкий, но очень назойливый гул, мягко бивший в тоненькие болезненные косточки черепа, а потом с размаху ухавший в живот, заставляя булькающую в нём жижу волноваться, бурлить. Ренне бы прислушаться, о чём говорят собравшиеся драконы, ведь наверняка же толковали о важном, да сил не было. Её только и хватало на то, чтобы сидеть на кресле ровно, держа спину прямо и голову высоко. А ведь так хотелось лечь прямо тут, на каменный выглаженный до блеска, как пить дать, восхитительно-прохладный пол.
Кстати, пить тоже хотелось.
Но у всего есть и положительные стороны. В любой другой раз Ренна чувствовала бы себя неуютно, восседая на единственном в зале карле
[8], в окружении огромных чёрных Защитников, которые, казалось, её высочество в упор не замечают. Но сейчас не до этого — голову бы, которая вот-вот мячиком укатится, на плечах удержать. Только вот венценосные лучше других должны понимать слово «надо». Раз сказано: ожидают Старшую мать в зале, то стаскивая себя с кровати, держи лицо, не дай никому догадаться, что ровно сидеть едва можешь. И никаких «Если угодно…» Угодно не угодно, а коли ждут, надо идти.
— Прошу простить меня за дерзость, — Яо сложился рядом с креслом в поклоне, как портновская линейка. — Я осмелился потревожить Старшую мать только потому, что она может не знать о местных блюдах…
— А если сразу перейти к сути? — шёпотом перебила Ренна.
Шептала она не потому, что разговор от чужих ушей скрыть пыталась, просто собственный голос отдавался эхом между ушами. Ощущение не из приятных.
— А если к сути, то я бы посоветовал госпоже Ренне выпить вот это, — радостно, будто удачный подарок преподнести собрался, осклабился молодой дракон, протягивая бокал. — Говорят, когда люди потравятся, очень помогает.
— Так меня отравить пытались! — почти с облегчение выдохнула принцесса, принимая прохладный, покрытый росой осевшей влаги золотой бокал.
Вчерашний вечер она помнила смутно, можно сказать, не помнила вообще. И думать, что это стало последствием неумеренного винопития было как-то… неуютно. Нет, что такое похмелье Ренна знала. По крайней мере, теоретически. Папенька порой позволял себе лишнее, а потом, по утрам, напрочь позабыв об императорском достоинстве, страдал на весь дворец. Но одно дело правитель и совсем другое супруга правителя — им такое поведение вряд ли подобает.
— Почему пытались? — удивился Яо. — Мне показалось, вы по собственной воле…
— Что вы имеете в виду?
Ренна глотнула зелья и чуть на пол не выплюнула, едва удержалась, да и то пришлось рот рукой зажать. На вкус питьё оказалось отвратительным: тянущимся соплями, кисло-горьким, да ещё и наперченным. Но стоило ему внутрь провалиться, как жижа забулькала не так усердно, да и колонны, подпирающие сводчатый потолок зала сменили цвет с болотно-зелёного на обычный, бледно-розовый и света прибавилось.
— Ну, я, наверное, ошибся, но вроде бы вы это… Не помню, как называется. Ну, то что в бочках было… В общем, пить эту штуку вас никто не заставлял, — смутился Яо.
