Рут растерянно смотрела на него, прижимая к животу окровавленные и перепачканные землей ладони. Тело слегка дрожало, но пока она держалась.
– Меня как будто быстро продырявили чем-то острым раз пять, – с трудом сказала она. – Больно, но потом все проходит. Что за…
И она снова резко скорчилась от невидимых клиньев, рвущих ее изнутри. С легким извинением в голосе Данила выдавил:
– Рут… тебе придется принять это на себя, чтобы я мог пройти. С тобой ничего не будет. Ты регенерируешься. А я не пройду. У защиты очень слабый энергетический заряд. Ее, видно, сто лет не обновляли. Надо выпустить весь ее остаток… в тебя. Прости.
Между атаками наступила короткая пауза, во время которой она буравила его ненавидящим взглядом.
– Ты скотина, Хаблов, – сурово выдала она.
– Ага, – проблеял он, и без ее слов чувствуя себя подонком.
Рут сделала глубокий вдох и приготовилась к новой атаке. Не девушка, а солдат. Даже будучи в ее особом физическом состоянии Данила все равно трусил бы как черт.
В нее опять ударило что-то невидимое. Рут скорчилась в три погибели, и ноги медленно подкосились. Изо рта уже шла целая река крови, которая все не прекращалась. Но ее упорство ощущалось даже в молчании.
«Лучше бы ты кричала…» – подумал Данила.
Он снова перевел взгляд на дверь. Свечение почти угасло.
– Давай. Еще чуть-чуть. Чуть-чуть, – бормотал он, нервно дыша. – Давай, моя хорошая… Ну же.
Рут не выдержала и заорала, и вены на шее и лице проступили как подсвеченные. Кровь текла теперь из глаз и ушей… Это было хуже любого мясного ужастика. Потому что от настоящей крови несет необратимостью и страхом.
«Черт ее знает, может, не выдержит…» – с опасением подумал он.
Дверь почти угасла…
– Еще чуть-чуть.
Она уже едва шевелилась, уткнувшись лицом в землю. И внезапно сделала глубокий вдох. Данила ощутил, как кончики пальцев оживают. До этого они были как чужие. Тревожные вибрации в воздухе растворились.
Защита себя исчерпала.
Рут перевернулась на спину. Вокруг нее расползалась широкая темная лужа. Он осторожно подошел ближе. Ничего больше не было. Можно идти.
Он опасливо переступил порог, а потом втащил Рут на ту сторону. Она была почти без сознания. Вены медленно бледнели, а свитер можно было отжимать от крови.
– Тихо, тихо, – уже без причины бормотал он. – Все закончилось. Ты умница, Рут. И всегда ею была. Ты просто… доблестный воин. И красивая девушка без чувства юмора.
Он извлек из кармана то, что Кларисса дала ему для восстановления его нежных рыцарских доспехов. Трясущимися руками Данила вскрыл маленький бутылек с перекатывающейся черной как смоль жидкостью. Очередной богомерзкий артефакт с Перекрестка, который ей передали Господа. Это Кларисса вливала им и в глаза. Кровь Ос, могущественных хищников, веками выживавших между мирами. Они приобрели иммунитет почти ко всему, кроме божественной силы…
«Если ее добьют, постарайся воскресить. Крови Ос должно хватить на два раза. Береги Рут, она все-таки не расходный материал, кто знает, сколько ловушек там будет…»
Придерживая ее голову, он аккуратно влил пару капель в рот, а третьей вымазал палец и провел по лбу, рисуя на нем знак покровительства Господ – линию с полукружьями.
Рут тяжело вздохнула и приоткрыла все еще красные глаза. Она смотрела на Данилу, лежа у него на коленях, и ему казалось, что так глядит пустота. Он предпочел бы сдохнуть, чем выносить этот взгляд. Умом оба понимали: здесь нет ничего личного, просто задание, успех которого нужен им обоим.
«То ли еще будет», – печально думал Данила, сгорбившись и подобрав под подбородок колени.
Так прошел еще час. Процесс восстановления оказался небыстрым. Он достал салфетки, обтер ими ее лицо и шею, собрал снова волосы резинкой. Рут молчала, уставившись в одну точку. Надо же: мертвым тоже больно.
– Этой пытки ты, конечно, не заслужила.
– На хрен иди.
– О, узнаю мою девочку.
Он заулыбался с легким заискиванием, а Рут тяжело присела. Силы возвращались к ней, и это было хорошо.
– Зачем она вообще нам глаза жгла, если мы все равно влипаем во все ловушки? – поинтересовалась она, потирая затылок.
– Кровь Ос защищает нас от других медиумов, – повторил Данила. – Они нас не видят и не чувствуют. Но защита нас видит. Потому что ее придумали боги, а они, как японцы, шарят в крутых технологиях.
– Сколько времени? – отстраненно поинтересовалась она.
Данила взглянул на телефон.
– Час ночи.
Они улеглись на землю, слушая тихий стук капель, разбавляющий тишину. Впереди маячил непроглядный туннель, от которого попахивало, а позади остались выломанная дверь и кроличий лаз.
– Рут, прости. Честно, прости. Но иначе никак. Мне тоже было больно на тебя смотреть.
Она не ответила. Мир перед ее глазами разъедала знакомая белизна, и в ней проступило видение. В странной комнате без окон ходит кругами тот, кого она ищет. Все так ясно, будто вырезано… Винсент оборачивается к ней, и в его слегка сумасшедших глазах словно рассыпаются нити молний…
Эхом доносятся слова, услышанные днем в странной песне:
I’m in the basement, baby, drop on by.
* * *
Фидель и ее группа поддержки, как она про себя называла Нико с Саидом, брели по глухой лесной чаще. Из Гамбурга они уехали еще утром на поезде, сделали остановку во Фленсбурге и направились в сторону «Прометея» на арендованных велосипедах. Ехать под дождем и ветром было удовольствие на любителя, но другого транспорта не имелось.
Конечно, она изорвала подол платья. Но тут уж сама виновата: никто не просил ее выряжаться. Просто Фидель любила быть в образе. Она была сама себе и театр, и зритель.
Ведьма обернулась на бредущих за ней парней. Отличная команда супергероев: девушка, сбежавшая с викторианского косплея, секси араб в хипстерских очках и шкет в байкерских шмотках не своего размера. Когда все трое крутили педали великов, картина, вероятно, была та еще.
Путешествие прошло склочно, как и все у них в последнее время. Фидель без устали подначивала Саида в надежде, что его это достанет и он сбежит от них. Она не хотела брать его, потому что знала, что в «Прометее» он без надобности. Прямым текстом не скажешь, это вызвало бы массу подозрений, которых, кажется, было и так достаточно.
Но Саид сцепил зубы и объявил ей бойкот.
В итоге все вышло как всегда. По лбу били собственноручно раскиданные грабли.
«Нечего было его спасать из-за симпатичной мордахи, – грызла она себя. – Скормила бы Осе, и проблем ноль».
