Он нежно сжимает ее.
– Ты достойно боролась.
Я улыбаюсь и ложусь на бок, как прошлой ночью.
– Если еще непонятно, я не так-то хороша в шагах вперед.
Кровать рядом со мной скрипит, когда Пайлот принимает такую же позу.
– Ты неплохо удерживаешь зрительный контакт, – говорит он со своей фирменной ухмылкой классного парня.
– Да?
– Да, – тихо говорит он.
– Хорошо. Я уже годами тренировалась.
Его глаза светятся от сдерживаемого смеха.
– Все это движение вперёд – трудная штука, – я на мгновение поджимаю губы. – Выставлять себя вот так – словно ты уязвимый идиот.
– Иногда нам нужно быть уязвимыми идиотами, – просто говорит он.
– Ага, я была уязвимой идиоткой с тех пор, как мы сюда попали, но то есть, еще более уязвимой.
Он смеется. Я встаю с кровати. Он следит за мной взглядом, когда я делаю шаг вперед.
– Подвинься, пожалуйста, – командую я.
Он изумленно вскидывает брови и сдвигается на противоположный конец одиночной кровати. Я ложусь на бок и подпираю голову рукой. Мы в паре дюймов друг от друга, но не касаемся друг друга.
Я подавляю ухмылку.
– Смотри, буквальный и фигуративный шаг.
– Респект, – он беззаботно улыбается, и мгновение внимательно смотрит на меня. – Просто чтобы ты знала, я знаю, что вел себя так, словно злюсь из-за того, что ты сказала мне в кофешопе, когда мы только попали сюда, но, оглядываясь назад, должен сказать, что рад, что ты сделала такой шаг.
Сердце наполняется радостью. Я представляю, как легкие давят на грудную клетку.
Я сглатываю.
– Пайлот, я знаю, что об этом странно разговаривать, но, думаю, мне нужно больше знать о твоей нынешней жизни в 2017 году.
Он выдыхает и, упав на подушку, смотрит на потолок. Проходит минута. Я тоже кладу голову на подушку, но остаюсь лежать на боку, наблюдая за ним.
– Не знаю… у меня хорошая работа. Стабильная. Мы с Эми, мы живем, жили… вместе. Ты спросила, были ли мы помолвлены, в тот день в кафе… Я думал о том, чтобы сделать предложение. Кажется, я попал в этот сизифов круг и чувствовал, что постоянно пытаюсь добраться до места, где мы с Эми набираем 100 %, и не могу. Было бы нечестно делать предложение ей или мне, если мы не были в стопроцентных отношениях. – Он протяжно вздыхает, а потом поворачивается, чтобы взглянуть на меня. – Шейн, мои родители проходили через тяжелый развод, когда мы впервые сюда приехали.
Я секунду смотрю ему в глаза:
– Что?
Он снова смотрит на потолок.
– Ага, и думаю, это происходит и сейчас. Они расстались прямо перед моим отъездом в Лондон. Я так и не понял почему, они пытались объяснить, но я не понял – кажется, они просто больше не хотели пытаться. Не знаю. Они никогда много не ссорились, но внезапно все стало дерьмовым цирком. Они спорили, продавать или нет дом, где будут жить мои сестры. Мои сестры оказались в сложной ситуации. Холли было всего двенадцать, а Челси пятнадцать. Я много звонил им по скайпу, пока мы были здесь, пытаясь помочь им во всем разобраться. Родители просили их выбрать, где они хотят жить, а они не знали, что делать. Жизнь дома так сильно менялась, что я уже не мог ее контролировать.
Он замолкает. Я ничего не говорю, но сердце сжалось. Все это время, когда он звонил или говорил по скайпу на кухне, он мог общаться с одной из младших сестер? Я всегда думала, что это Эми. Я беру его за руку и нежно сжимаю. Он сжимает мою в ответ.
– Сложно было представить, что что-то еще изменится, понимаешь?
Я выдыхаю.
– Пайз, я понятия не имела. Прости.
– Ага, все нормально. Теперь все нормально. Тогда, понимаешь, было сложно находиться так далеко от дома. И в то же время я не хотел говорить об этом здесь, потому что это вроде как ты недавно сказала – приятная возможность не думать об этом все время. Теперь это сюрреально. То есть на прошлой неделе я говорил с Холли, ей восемнадцать в 2017 году, а здесь она была маленькой. Это было так странно.
Он поворачивается на бок и снова подпирает голову рукой. Я тоже так делаю, так что мы на одном уровне.
Он слабо улыбается мне.
– Прости, это немного депрессивно. Просто хотел рассказать тебе.
– Я рада. Спасибо что побыл уязвимым идиотом. Я это ценю, – тихо говорю я.
– Может, давай сменим тему, – неуверенно добавляет он.
Уголки моих губ поднимаются.
– Ладно, – размышляю я мгновение. – Может расскажешь мне, что тебе нравится? Такое узнают на свиданиях.
– Например?
– Что угодно. Типа разное! Всякое! Я кое-что знаю, но расскажи мне побольше.
Он поджимает губы.
Я фыркаю.
– Тебе нужен пример? Давай спроси меня, что мне нравится, – предлагаю я.
– Что тебе нравится, Шейн? – спрашивает он, забавляясь.
– Очевидно, что «Остаться в живых», Джульет вдохновляет меня. Гарри Поттер всегда поднимал мне настроение. Мне нравится, когда стены увешаны фотографиями. Если я когда-нибудь построю собственный дом, я отведу комнату только для фотографий и приклею их на всю свободную поверхность. Огромный фотоальбом! – я на секунду замолкаю. – Мороженое из ежевики, потому что оно очень вкусное, но больше, потому что оно чудесного фиолетового цвета и на вкус не похоже на виноград. И мне нравится, когда свет гаснет из-за бурь ночью, и ты застреваешь в доме с семьей, пользуясь фонарями в течение многих часов. Все ведут себя так, словно это худшее, что могло произойти, и страшное неудобство. Так оно и есть, но большая часть меня радуется тьме и нехватке технологий и необходимости фонариков. Это лучший способ собрать всех за столом и сыграть в карты. Ничто не отвлекает, и вы играете при свечах и смотрите на бурю за окном, но держитесь подальше от окон, потому что не хотите получить удар током, – я вздыхаю, внезапно борясь с волной тоски по дому. Когда это произошло в последний раз, мне было шестнадцать. Мы втроем были на ужине у дяди Дэна и тети Марии.
Пайлот задумчиво смотрит на меня.
– Твоя очередь, – шепчу я.
– Я никогда не встречал никого, кто бы так же страстно обожал жизнь.
– Ну, кое-что вдохновляет меня и делает счастливее, и мне кажется, что меня лучше понимают… если я смогу дать кому-то это ощутить, что-то порекомендовав, я хочу это сделать. – Учитывая то, как он смотрит на меня, мне кажется, что я стою в луче прожектора. Я сглатываю.
– Так, теперь твоя очередь, – тихо говорю я. – Что нравится тебе?
– Мне нравится мятное мороженое с шоколадной крошкой, – говорит он, пытаясь не улыбнуться.
– Потому что… – спрашиваю я.
