В следующем «ку» того же периода Басё фактически отвечает на вопрос, как он записывал свои стихи и куда складывал листочки во время любования природой:
Хана ни акану нагэки я варэ га утабукуро.
Опять же, смысл очень простой – «жаль, что цветы ещё не расцвели, и мне нет смысла доставать бумагу из мешочка со стихами». Исследователи Басё считают, что этот «ку» является пародией на похожие по смыслу строчки из «Исэ моногатари».
Мой перевод:
Как жаль – цветы не распустились,
И мне придётся ещё ждать,
Когда бумажные листочки
Смогу стихами исписать.
Было бы точнее в последней строке перевода написать «смогу из сумочки достать», но мне показалось, что буквальность нанесёт ущерб общему смыслу стиха. Я не случайно называю свои переводы «поэтическими», поскольку, в отличие от буквальных переводов прозой, они позволяют более свободно интерпретировать слова и словосочетания при передаче смысла и поэтики хайку.
На рисунках того времени с изображениями шагающего Басё можно увидеть перекинутую через плечо сумку-мешок, в которую поэт складывал кисти, тушь, чистую и исписанную стихами бумагу. Если мы откроем странички архивов под рубрикой Басё «дзихицу», то сможем увидеть и исписанные им самим кистью листочки, и аккуратно сложенные свитки бумаги. Готовые же к печатанию стихи переписывали начисто в соответствии с правилами стандартного письма «кайсё» ученики поэта. Сегодня исписанные скорописью оригинальные рукописные строки Басё и в Японии могут прочитать и понять только специалисты-филологи, историки или отдельные старички-японцы кому «за сто», поэтому все авторские тексты адаптированы под сегодняшний стандартный язык с толкованиями слов и фраз, что делает поэзию Басё доступной современному читателю.
Памятник Мацуо Басё возле храма Риссякудзи в префектуре Ямагата
Отмечая простоту и некоторую незрелость стихов того периода, необходимо всё же признать, что именно стиль «тэймон хайкай» сформировал Басё как профессионала-поэта – хайдзина. Более того, некоторые хайку того времени считаются настоящими шедеврами и выгравированы на гранитных камнях в местах, связанных с биографией Басё. Один из таких ранних хайку выгравирован на камне у станции Уэно – его родного уезда в префектуре Миэ:
Цуки дзо сирубэ коната-э ирасэ таби-но ядо.
Мой перевод:
Луна дорожку освещает,
В ночи показывая путь,
Сама ночлег мне выбирает
И приглашает отдохнуть.
Очень красиво звучит и в какой-то степени проявляет особенности поэтического мировоззрения стих о Луне, написанный 24-летним Мунэфуса-Басё в родном Ига:
Хана-но као-ни харэутэситэ обородзуки.
Поэтичное «харэутэситэ» и сезонное «обородзуки» вместе создают картинку лёгкой дымки тёплой весенней ночи:
Луна свой лик стыдливо скрыла
В туманной ночи темноте,
Её сиянье уступило
Цветов весенних красоте.
Искомо японскими старыми словами наполнен и стих о сосне, назло зиме остающейся зелёной, не сбросившей вопреки холодным осенним дождям иголки, подобно пожелтевшим опавшим листьям:
Сигурэ-о я модокасигаритэ мацу-но юки.
Мой перевод:
Сосна зелёная в иголках —
Холодный дождь не смог их смыть,
Зима, на осень разозлившись,
Решила снегом их накрыть.
И почти одновременно с предыдущим был написан в 23 года и очень похожий по стилю стих о майском дожде:
Самидарэ-ни онмонодо-о я цуки-но као.
Очень старое слово «онмонодоо», означающее «длительное отсутствие», в сочетании с «самидарэ» – иероглифы «май» и «дождь» – многодневный весенний майский дождь, придают особое поэтическое звучание этому «ку». :
Дождь проливной и непрестанный
К нам привела с собой весна,
И я теперь уже не знаю,
Как в мае выглядит Луна!
В таком же стиле «под старину» написан в те дни и ещё один стих:
Сиорэфусуя ёвасакасама-но юки-но такэ.
Явное заимствование из легенды об отце, нашедшем тело замёрзшего сына под сломавшимся заснеженным бамбуком: отец жалуется на то, что в мире всё наоборот – молодой умирает рано, а старик живёт:
Как будто мир перевернулся,
Когда бамбук снег наклонил,
Что было верхом, стало низом,
А распрямиться нет уж сил…
Луна свой лик стыдливо скрыла…
Когда бамбук снег наклонил…
Глава четвёртая. Басё в Эдо
Изданный поэтом на родине сборник «Каиоои» стал не только значимым событием в творческой деятельности Басё в период жизни в Ига, но и полноправным мандатом на вхождение молодого сочинителя в столичное сообщество поэтов, которое постепенно перетекло из Киото в Эдо в связи с переносом туда в 1603-м году сёгуном Токугава Иэясу своего штаба правления – правительства «бакуфу».
Попрощавшись с семьёй и друзьями, Басё перед отъездом в Эдо написал замечательный стих:
Кумо-то хэдацу томо я кари-но ики вакарэ.
Я постарался передать в своём переводе и настроение, и смысл слов поэта:
В заоблачную даль
Как гуси улетаем,
Когда друзей и дом свой
Надолго покидаем.
Поэт явно намекает на то, что как «кари» – перелётный гусь, он ещё вернётся в родные края, поэтому я не совсем согласен с фразой «навечно покидаем» во многих переводах, тем более, что «навечно» в оригинале вообще нет.
Обосновавшись в Эдо во временном жилье, Басё вернулся в Ига уже через два года. Встретился с родными и со своим наставником Китамурой Кигином. Учитель подарил ученику новый труд «Уморэги» – «Теория хайкай», что ещё более укрепило дружеские отношения между опытным хайдзином и его взрослеющим учеником. Китамура Кигин был настолько авторитетным наставником, что с его разрешения ученики, в том числе и Басё, для придания своему имени солидности добавляли к личному поэтическому псевдониму ещё четыре иероглифа – «Кигин мондзин» – ученик Кигина.
