Куса иро-иро оно-оно хана-но тэгара ка на.
Я куст банана посадил…
Тама мацури. Поминание усопших
На свете множество растений,
Дарящих нам свои цветы,
Природой созданных творений
Неповторимой красоты.
Здесь «оно-оно хана-но тэгара» – буквально – «у каждого цветка свой характерный вид», поэтому меня несколько удивляет самый известный перевод этого хайку: «О, сколько их на полях, но каждый цветёт по-своему. Вот высший подвиг цветка!» Звучит перевод, конечно, красиво, но «подвиг» – это уже «соавторство».
Так начался новый этап в творчестве Басё и его единомышленников. А больше всех повлиял на мировоззрение поэта в период, когда он, проводя время в «куса-но то» – «хижине из травы», отгородил себя от активной светской жизни, священник соседнего прихода-молельни, служивший когда-то настоятелем известного храма, но покинувший свой пост и потерявший сан после личного конфликта с представителями могущественного клана Токугава Иэясу. Возможно, именно этот священник своими нравоучениями и наставлениями убедил светского стихотворца изменить образ жизни и превратиться в странствующего поэта-отшельника.
За годы в Эдо Басё издал много стихов, среди которых были и шедевры, и в то же время довольно ординарные «ку», ориентированные на вкусы составителей популярных брошюр для непритязательной публики. С 1676-го по 1680-й год он сочинил более двухсот стихов, дошедших до нашего времени благодаря изданным в тот период сборникам. В хронологиях поэта, составленных исследователями, проставлены даты публикаций и подробные сведения об издателях и издательствах, выпускавших сборники сочинений Басё, поэтому любой желающий может легко получить доступ ко всем хайку поэта и современной трактовке смысла строчек его стихов.
Я сделаю перевод лишь некоторых хайку того периода.
В сборнике «Эдо Сангин» под псевдонимом Тосэй. 1676-й год.
Ара нани томона-я кино:ва сугитэ фугу то сиру.
Мой перевод:
Решил себя я испытать
И суп из фугу заказать,
Я волновался непривычно,
Но утром встал – всё как обычно!
Рыба-фугу, она же «рыба-собака», очень известна своим сильным ядом, поражающим нервную систему. До сих пор встречаются случаи смертельного исхода среди людей, отведавших блюда из этой рыбы. В списке «ушедших» есть и россияне. Басё решил попробовать суп из фугу в период, когда концентрация яда в ней максимальная – осень-зима. И был разочарован – с ним ничего не случилось.
Следующий стих о том, как Басё по пути из Эдо в Ига во время второго посещения родного края встретился с местными поэтами и передал им «подарок» – ветер священной горы Фудзи, которой он смог полюбоваться:
Фудзи-но кадзэ я о:ги-ни носэтэ Эдо миягэ.
Перевожу:
Я вам дарю из Эдо веер,
Подарок, может быть, простой,
Но им обмахивал я ветер,
Когда на Фудзи брал с собой!
Лёгкий юмор чувствуется во многих «ку» того периода:
Гу-ни кураку ибара-о цукаму хотару кана.
Я ночью светлячка ловил,
Хотел жучком полюбоваться,
Но на колючку наступил
И в глупости готов сознаться.
Хайку о кукушке – одной из наиболее часто встречающихся птиц в японской поэзии, как и растение «мискант» – «дальневосточный ковыль». Басё в хайку упомянул оба слова:
Хототогису манэку ка муги-но мураобана.
Не ждёт ковыль кукушку,
Хоть машет как руками,
Зовёт её пшеница
На зёрна с колосками.
Конечно, не шедевр, но улыбку на лицах слушающих такие стихи тогда точно вызывали.
Материально приземлённый проблемами оплаты своего собственного существования Басё пародирует на тему стоимости земли в Эдо:
Гэ-ни я цуки магути сэнкин-но Тооритё:
На То:ритё земли цена
Безумно высока,
Как и весенняя Луна —
Видна, но далека!
В то время квартал Тооритё в столице был богатым торговым и увеселительным районом с очень высокой стоимостью земли. Сейчас это «задний план» хорошо известного туристам района Акихабара – настоящего «рая» радиоэлектронных товаров. Теперь там много оптовых складов и земля уже не такая дорогая, как в середине 17-го века.
Стих о сливе и иве – тоже типичных для поэзии символов природной красоты, написанный в стиле лёгкой шутки:
Умэ янаги са дзо вакасю:ка на онна кана.
Мой перевод:
Кто юноша, кто девушка?
Глядишь и не поймёшь —
Цветущей сливы веточка
И ива в листьях сплошь.
Немного философии, навеянной осенним мрачным днём:
Гуандзуру-ни мэйдо мо каку я аки-но курэ.
Если всё же есть
Где-то мрачный ад,
Он такой же скучный,
Как осени закат…
Подражая новому, близко к вульгарному стилю «данрин», Басё тоже не брезговал тогда словечками разговорного быта:
Юку кумо я ину-но какэбари мура сигурэ.
«Какэбари» – мочиться на бегу. Попробую перевести:
Бежит по небу тучка,
Местами дождь прольёт,
Как пёсик на ходу —
То там, то тут «писнёт»…
Стиль перевода «сниженный», зато почти буквальный. В те годы Басё сочинил много разного рода простеньких стишков, таких как «дождь наполнил пруд, и аист выглядит коротконогим», «увидишь первый цветок сакуры и проживёшь на 75 лет дольше» и подобных, которые тогда составляли большинство его произведений, но я не вижу особого смысла их переводить, поскольку куда интереснее и глубже то, что поэт писал в последующие годы.
Глава пятая. Полевые стихи
Самоизоляция Басё всё же длилась недолго. Один за другим его навещали ученики, помогавшие обустроить новое жилище. Некоторые из них даже дарили мешочки с рисом. Если раньше они пополняли рисовое хранилище Басё – большую высушенную полую тыкву, расплачиваясь мешочками риса в качестве платы за обучение, то теперь каждый старался как мог обеспечить едой оставшегося в доме без помощников одинокого наставника. Рис тогда фактически являлся не только основной едой, но и мерой богатства и средством расчётов, эквивалентным денежным знакам. В этот раз ученики оказались настолько щедрыми, что восхитившийся их добротой Басё написал явно благодарственный хайку:
