– Телефон обычно отключается первым, – заметила Маргарет. – Это из-за ветра.
Воцарилась тишина. Потрескивали свечи, завывал ветер, дождь бил в стекло. Единственная работающая электрическая лампа у телефона вдруг погасла. Сисси пощелкала выключателем, ничего не произошло.
Наступил вечер. Небо заволокло тучами, дождь хлестал почти горизонтально.
– Видимо, мне придется остаться. Боюсь, на дорогах небезопасно. Надеюсь, Битти расскажет родителям, куда я поехала. – Она повернулась к Маргарет. – Ты поела? У меня есть два яблока и печенье. Хотя, наверное, лучше оставить еду для Айви.
– Мы поели, – медленно, отрешенно проговорила Маргарет. – Нам ничего не остается как лечь в постель и ждать утра. – Она взглянула на свечи. – Я буду здесь, с Айви, чтобы она не проснулась в темноте.
– Еще рано, – сказала Сисси. – Давай я посижу с тобой, поговорим.
Маргарет улыбнулась. На ее лицо упала тень.
– У меня есть книга. Почему бы тебе не поспать? Можешь занять голубую спальню, в которой обычно ночуешь.
– Ты точно не хочешь, чтобы я побыла с Айви?
– Вряд ли мне удастся уснуть. Если буря усилится, я тебя разбужу. Спрячемся в винном погребе. – Она вновь вымученно улыбнулась. – Утром все наладится.
На дом обрушился очередной порыв ветра. Маргарет казалась такой потерянной и опустошенной, что у Сисси дрогнуло сердце. Она обняла подругу.
– Конечно, все наладится. Не забывай, мы с Битти тебя не бросим.
– Дружба навек, – произнесла Маргарет и, отстранившись, заглянула Сисси в глаза. – Если бы я могла что-нибудь изменить, то сделала бы все возможное.
У Сисси мороз прошел по коже. Пару часов назад Битти сказала то же самое. Ее охватил гнев.
– Что бы ты изменила, Маргарет? Не стала бы встречаться с Реджи?
Маргарет равнодушно взглянула на нее.
– Нет, – наконец проговорила она. – Следовало бы сказать «да», но я не могу.
– Ясно. – Сисси поцеловала Айви в лоб и еще раз проверила ее дыхание. – Доброй ночи. Увидимся утром. Если что, буди меня.
– Хорошо. – Маргарет опустилась в кресло и положила ноги на оттоманку. – Доброй ночи.
Сисси взяла свечу в старомодном подсвечнике, зажгла ее от одного из канделябров и поднялась в знакомую спальню. Там все осталось как прежде – обои, синее покрывало, ковер. Изменилось лишь ее собственное отражение в зеркале трюмо: из-за мерцания свечи глаза казались темными дырами.
Сисси не стала задергивать занавески – пусть ее разбудит утренний свет. Если погода позволит, она вернется домой, заверит родителей, что с ней все в порядке, и позвонит Бойду.
Но больше всего ей хотелось забрать отсюда Айви. Конечно, нужно пригласить и Маргарет, однако Сисси решила, что в любом случае возьмет Айви с собой, не спрашивая разрешения.
Она поставила свечу на прикроватный столик, отодвинула с постели покрывало и легла прямо в одежде. Сон не шел. Голова болела, сердце тоже: Сисси то злилась на Маргарет, то жалела ее – и себя заодно, ведь жизнь стала невыносимой.
Ветер раскачивал деревья, ломал ветки – как будто великан водит по волосам жесткой щеткой. Сисси дважды вставала с постели, выходила на лестницу и возвращалась. Поднимаясь в третий раз, она опрокинула сумочку. На пол вывалился флакончик с пилюлями.
Сисси села на край кровати, прислушиваясь к завыванию ветра, и достала таблетку. Ей вспомнился визит в клинику: Бойд участливо спрашивал, как у нее дела, клялся ей в любви. А еще из головы не выходило признание Маргарет, что она никогда не отказалась бы от Реджи.
Сисси настолько измучилась от душевной боли, что мечтала лишь об одном – забыться. Буря ей не страшна – если станет опасно, Маргарет придет за ней. Она долго смотрела на пилюлю, наконец положила ее на язык и проглотила не запивая, однако сон все не шел, поэтому приняла вторую. Пролежав полчаса без сна, она решилась принять еще половину. Может, дозировка оказалась неверной, а может, у нее повышенная сопротивляемость к лекарству. В любом случае нужно поспать.
Вздохнув, Сисси вытряхнула из флакончика еще одну пилюлю. Она попыталась раскусить ее пополам, потом решила спуститься в кухню за ножом, но в результате проглотила целиком, откинулась на подушку и закрыла глаза, ожидая, пока наступит благословенное забытье. Уже погружаясь в сон, она подумала, что нужно задуть свечу, одиноко горящую в кромешной тьме, но так и не запомнила, потушила ее или нет.
Тридцать четыре
Ларкин
2010
Я сидела перед туалетным столиком в спальне и крутила в руках коробку из-под сигар, открывая и закрывая потайное отделение. Два ногтя уже сломались, третий на подходе.
Желтое платье лежало на полу, словно лужа лунного сияния, беспощадно напоминая, что я так и не научилась видеть вещи в истинном свете. На цепочке поблескивали золотые подвески, насмехаясь над моей неспособностью разобраться, кто я на самом деле.
Всю свою юность я видела лишь то, что было мне приятно, и верила всему, что говорила Сисси. Беннетт и Мейбри поддерживали мои иллюзии, и я не сомневалась: то, что я вижу, – истинная правда. До того дня на лодке, когда с меня сорвали розовые очки.
Я сбежала, потому что не видела для себя другого выбора. Мне до смерти не хотелось заново переживать унижение каждый раз, встречая знакомых по школе. Кроме того, я потеряла двух лучших друзей. Нужно было начать с чистого листа и обрести свой путь без незаслуженных похвал и непомерных поощрений. Мне это удалось: я окончила колледж с отличием, стала неплохим специалистом в своей области, оздоровила дух и тело. Появилась надежда, что я наконец оставила прошлое в прошлом, избавилась от навязчивой необходимости получать похвалы и больше не нуждаюсь во внимании и одобрении человека, который не заслуживает ни того ни другого. Мне казалось, я изменилась.
«Иногда мы считаем, что изменились, но на самом деле просто стали теми, кто мы есть», – сказала Мейбри. Она не права. Некоторые люди слишком глупы и ничтожны, чтобы меняться или расти. Кое-кому из нас суждено до конца дней своих наступать на одни и те же грабли. Первые восемнадцать лет я провела в выдуманном мире; возможно, мне так и не удастся собраться с силами и взглянуть в лицо правде.
Я посмотрела в зеркало и увидела Маргарет во время ее поездки с подругами в Миртл-Бич. Эта женщина стала для меня загадкой, ее история – недосказанной или намеренно скрытой. Моя мать – ее дочь – лежит в коме, из которой, скорее всего, уже не выйдет. Какое разочарование они должны испытывать, глядя на меня, их единственную наследницу!
Я надеялась вернуться в Джорджтаун под звуки фанфар, обновленная и повзрослевшая. Мне хотелось доказать таким, как Джексон Портер, – я кое-что собой представляю, я достойна восхищения, а не насмешек, теперь я не хуже его. Конечно, если бы я действительно повзрослела, то давно бы поняла – Джексон мне не ровня. Но вот в чем штука: сколько бы тебе ни говорили, что ты ведешь себя по-идиотски, пока сам не поймешь, все без толку.
