Он улыбнулся, перевел взгляд на ее губы. Сердце Сисси запылало, словно охваченное огнем.
– Я говорил, что люблю тебя?
– Да, – прошептала она, подавшись ему навстречу. – Но ты можешь повторять это сколько захочешь.
Его губы коснулись ее губ. В этот момент входная дверь распахнулась. На крыльце появился Ллойд.
– Мама спрашивает, не желаете ли вы сладкого чая.
Бойд едва удержался, чтобы не рассмеяться.
– Спасибо, Ллойд. Пожалуй, не откажусь. Уверен, твоя сестра тоже. Поблагодари маму за заботу.
Ллойд удивленно глазел на него, словно не ожидал такого ответа. На краткий миг Сисси испугалась, что на самом деле мама не приготовила сладкий чай, просто слишком рьяно играет роль дуэньи.
– Хорошо, – наконец ответил мальчик и вернулся в дом.
Послышался телефонный звонок.
– Я обо всем забыл. Где мы? – нежно спросил Бойд, дождавшись, когда дверь закроется.
– К сожалению, на крыльце моего дома, а не в каком-нибудь уединенном месте. – Сисси поцеловала его, надеясь, что мама не увидит.
– Я еще не говорил с твоим отцом, – произнес Бойд, глядя ей в глаза. – Моя медицинская карьера только начинается, но я верю, у меня хорошие перспективы.
Он прижался лбом к лбу Сисси. Та собрала волю в кулак, чтобы с достоинством сказать «да» и не завизжать при этом от радости.
Входная дверь снова открылась. Сисси приготовилась прогнать Ллойда прочь, но резкие слова замерли у нее на губах. На пороге стояла миссис Пернелл, ее лицо покрывала пепельная бледность. Сисси поспешно вскочила, Бойд тоже поднялся и встал рядом с ней.
– Что такое, мама?
– Это доктор Гриффит. – Миссис Пернелл перевела взгляд на Бойда. – Он ищет вас. Случилось… несчастье.
Сисси подбежала к матери и схватила ее за руку:
– Что-то с папой?
– С твоим папой все в порядке. Это Дарлингтоны… Они ехали в машине по мосту через Санти, навстречу грузовик. Он потерял управление… – Миссис Пернелл помолчала, собираясь с силами. – Их автомобиль упал с моста.
– Где они? – спросил Бойд, надевая пиджак и шляпу.
– Доктор Гриффит попросил вас привезти Маргарет. – Мама Сисси глубоко вздохнула. – Они в морге. Оба погибли.
– Пойдем со мной, Сессали, – взволнованно произнес Бойд, спускаясь с крыльца. – Ты нужна Маргарет.
Сисси встретилась взглядом с матерью. Помимо тревоги и печали в глазах миссис Пернелл читались смирение и признание неизбежного, которое ни для кого, кроме Сисси, не было неожиданностью.
Двадцать три
Ларкин
2010
Я поднялась на крыльцо родительского дома. Тренькнул телефон: еще одна эсэмэска от Джексона. Он писал, что вернулся в город, и спрашивал, не хочу ли я покататься с ним на лодке. Половина моего мозга принялась выбирать купальник, а вторая половина убеждала отказать: я уже получила долгожданные извинения и могу двигаться дальше. Сразу ясно, где во мне прежняя Ларкин, а где – новая.
Я выключила звук, убрала телефон в сумочку и позвонила в дверной звонок. Можно было бы войти и так, но я много лет не появлялась дома и уже перестала считать его своим.
Папа открыл дверь. На его лице отразилось облегчение.
– Я боялся, ты не придешь.
Я прошла мимо него в коридор, стараясь держаться подальше. Нет, я не ожидала, что он кинется с объятиями, просто на всякий случай.
– Легко меня нашла? – спросил папа, закрывая дверь.
До меня не сразу дошло, что он шутит.
– Неплохо знаю этот район, – неохотно усмехнулась я. – Пару дней назад ходила в гости по соседству.
– Да, я в курсе. Кэрол-Энн приглашала и меня тоже, но я решил, тебе будет легче, если я не приду. Удалось потанцевать?
– Нет. Сразу после ужина пошел дождь. Пришлось спрятаться в дом.
– Очень жаль. Славные были времена, правда? Помню, как мы летом танцевали у них во дворе и смотрели на светлячков… Твоя мама каждый раз не хотела уходить, поэтому нам ставили последнюю песню, и еще одну, и еще, пока мы не сбивались с ног.
Если было хорошо, зачем ты все разрушил? Вопрос так и вертелся на языке, но я промолчала. Этот спор длится уже почти десять лет, а у меня сейчас нет сил бередить старые раны.
– Так что ты хотел мне показать?
Папа понимающе кивнул.
– Это наверху. Пойдем, – ответил он, копируя мою деловую интонацию.
Поднимаясь за ним по лестнице, я заметила на стене роспись – шпалеру, увитую ярко-желтым вьюнком. Цветы были настолько реалистично нарисованы, что я не смогла удержаться и коснулась нежных лепестков.
– Твоя мама начала рисовать, когда ты уехала. С каждым годом она поднималась все выше и уже добралась до спальни.
– Как красиво… – Я замерла, не сводя глаз с росписи. По шпалере карабкалась маленькая светловолосая девочка в ярко-желтом платье, едва заметная среди цветов. – Это я? – На самом верху шпалеры стояла крошечная фигурка в четырехугольной шапочке, а у нее за спиной тонкой линией обозначен силуэт Нью-Йорка.
Папа прищурился и наклонился ближе, словно раньше не замечал этого рисунка.
– Ничего себе! – воскликнул он. – Думаю, это ты, когда закончила колледж.
– Ты не знал?
Он грустно покачал головой:
– Твоя мама все делала по-своему. В один прекрасный день я пришел домой с работы, а она уже ободрала обои и начала рисовать эти цветы. Я был не против, поэтому ничего не сказал.
– Тебе не приходило в голову спросить, зачем мама разрисовывает лестницу?
– Думаешь, она бы ответила? – помолчав, произнес он.
Я продолжила подниматься, разглядывая важные вехи моей жизни, отраженные в миниатюре: Бруклинский мост, довоенное здание на Медисон-авеню, где располагается офис моего агентства, тюбик губной помады, над рекламной кампанией которого я работала. Даже на губах мини-Ларкин красовалась алая помада, как дань уважения к продукту.
Я была растрогана и пристыжена. Откуда мама узнала все эти подробности? Во время наших немногочисленных встреч мы беседовали только на отвлеченные темы вроде погоды и музыки. Во мне тлел гнев, и я не подпускала маму близко к себе. Она уже разочаровала меня однажды, отчасти поэтому мне не хотелось возвращаться.
Я сморгнула жгучие слезы, истово надеясь, что мама очнется, и я наконец спрошу, почему все эти годы она позволяла мне оставаться в заблуждении, будто ей ничего не известно о моей жизни.
Мы с папой вошли в мою спальню. Обстановка там точно такая же, как и у Сисси – тот же комод, та же кровать с балдахином, те же керамические желтые лампы, только здесь мне разрешалось самовыражаться вволю. На стенах висели многочисленные рисунки и поделки, в углу на почетном месте стояла караоке-машина, а рядом – внушительная коллекция танцевальных нарядов, включая блестящий костюм с бахромой, настоящее сокровище для фаната «Аббы».
