Наконец он нашел его в полицейской картотеке, в списке людей без определенного места жительства. Оставив больницу, Умберто Росси опустился на самое дно. Теперь он был жалким нищим, отсыпающимся после попоек на каннском пляже, пока полиция не забирала его, чтобы вычесать вшей или отправить на принудительную дезинтоксикацию. В полицейском досье отмечалось, что Росси хранил свои вещи под третьей скамьей на Круазет. Благодаря городской видеокамере, коими Канны были хорошо обеспечены, Мартен мог увидеть его. Экс-нейрохирург, бородатый и вшивый, шел нетвердой походкой с бутылкой дешевого розового вина в руке.
Мартен внимательно всматривался в этого нищего. Так, значит, из-за этого несчастного он больше не может пользоваться своим телом... Его охватило желание уничтожить бродягу.
Благодаря могуществу своего разума, глазами которого были тысячи цифровых камер во всем мире, а руками – механизмы жестких дисков, связанные с роботами, он знал, что теперь может это сделать. Он мог раздробить его в автоматической двери. Он мог составить полицейское досье, в котором Росси был бы выставлен как опаснейший извращенец. Его палач был доступен его разрушительной воле.
Но тут Мартена посетила одна мысль.
Мой разум слишком велик, и мне нужен столь же великий моральный дух.
Он долго беседовал с Феншэ. В результате этого диалога было решено, что, возможно, было бы разумно обогатить мозг Мартена программой искусственного интеллекта, которая позволила бы ему не только думать быстрее и вместе с тем глубже, но также и помогла бы выработать «новую мораль» для человека будущего.
Больной LIS выбрал программу искусственного интеллекта, которой пользуются авиадиспетчеры, чтобы избежать перекрещивания траекторий полета самолетов. Это была самая совершенная на сегодняшний день программа. Затем Феншэ и Мартен вместе перепрограммировали компьютер, снабдив его системой, включающей «человеческие ценности». Они начали с того, что ввели в основную память десять заповедей Ветхого Завета: не убий, не укради, не завидуй, и т.д.
«Странно, – заметил Самюэль Феншэ, – это не императив. Как если бы Ветхий Завет возвещал пророчество: однажды, когда ты станешь умнее, ты больше не захочешь убивать, воровать или завидовать».
Однако они исключили заповеди, связанные с повиновением Богу. Понятие «Бог» пока было за пределами компетентности компьютеров. Они заменили его человеческими ценностями.
К заповедям Ветхого Завета, они добавили заповеди Нового: возлюбите друг друга. Затем, чтобы усилить систему, они переписали Тай Цзы-цюань: согнутый выпрямится, пустой наполнится, изнуренный восстановится. Внесли также поэму Редьярда Киплинга «Если»:
...И если ты готов к тому, что слово
Твое в ловушку превращает плут,
И, потеряв крушенье, сможешь снова —
Без прежних сил – возобновить свой труд, —
И если ты способен все, что стало
Тебе привычным, выложить на стол,
Все проиграть и все начать сначала,
Не пожалев того, что приобрел...
..........................................
И если будешь мерить расстоянье
Секундами, пускаясь в дальний бег, —
Земля – твое, мой мальчик, достоянье.
И более того, – ты человек!
[5]
Из потоков мысли пяти континентов они взяли понятия, которые сочли наиболее разумными.
В результате программное обеспечение искусственного интеллекта превратилось в собрание мудрости. Мартен и Феншэ прибавили и несколько личных постулатов для человека будущего: правила раскрытия разума, законы принятия разницы, принципы любопытства перед новым, правила высказываний в диалоге.
Столь обогащенная программа стала электронным бессознательным Мартена. Самюэль Феншэ предложил назвать ее Афиной, как богиню мудрости, советчицу Одиссея.
Итак, со своей «компьютерной моралью» больной LIS вернулся к Умберто Росси. Ему не надо было больше определять свою проблему, Афина уже подсказала ему совет, мягкий, как перышко, ласкающий кору его головного мозга: «Если тебе кто-то навредил, сядь на берег реки и жди, пока не увидишь, как проплывает его труп», – говорил Лао Цзы.
Жан-Луи Мартен знал, что жизнь наказала его обидчика гораздо лучше, чем он сделал бы это сам.
Он вдруг осознал, что наказание Умберто Росси было хуже смерти. Талантливый прежде врач стал отбросом, который стыдится самого себя, для которого каждая секунда жизни стала болью.
«Я больше не желаю ему смерти. Алкоголь, возможно, еще большее горе, чем болезнь LIS. У меня, по крайней мере, с головой все в порядке. У меня есть воля, которую я могу выразить. По крайней мере, я в состоянии мыслить и сумел сохранить свое достоинство. Я достойный человек».
Его видение расширялось.
Он долго размышлял над выражением: «Достойный человек».
Афина, скажи мне: как поступил бы достойный человек в моем положении?
Она ответила.
Хорошо. Я его прощаю, смог он произнести мысленно.
Но этого было недостаточно в соответствии с новым образом себя самого, который он хотел иметь.
А если быть лучше «достойного человека»?
Добродетельная машина завелась и уже не могла остановиться.
Что бы сделал тот, кто выше достойного человека?
Ему было бы мало просто простить. Он бы сделал больше. Он... он... Он как будто боялся выразить эту мысль. Он... спас бы того, кто причинил ему зло.
Нет. На это я все-таки не способен. Это слишком.
Он вновь подумал о Феншэ. О его фразе: «Знаете, вы меня впечатляете». Он производит на него впечатление. Но надо идти дальше. Произвести на него еще большее впечатление. Простить. И... спасти своего злейшего врага. Это было бы поистине впечатляющим.
«Если тебе кто-то навредил, сядь на берег реки и жди, пока не увидишь, как проплывает его труп», – говорил Лао Цзы. «...Но если он еще в агонии, вытащи его из воды», – дополнил Феншэ.
Все смешалось у него голове, разум Афины, объединенный с его собственным разумом.
«Спасение Умберто Росси будет доказательством того, что я способен управлять своим гневом, мстительностью и эмоциями. После этого прощения я стану хозяином себя самого, господином своей судьбы», – мыслеписал он.
Жан-Луи Мартен поговорил об Умберто Росси с Феншэ.
Надо бы найти ему работу. Все же он был хорошим нейрохирургом. Он хватил горя, он потерял достоинство, потерял смысл. Может быть, на его совести даже преступление. Прошу вас, сделайте что-нибудь для него, Самми.
Самюэль Феншэ не стал выяснять подробности, но понял, что эта просьба имела большое значение.
