В зале шум, некоторые припоминают, что и правда, такое бывало, но они считали это простой случайностью.
– Вы сами себя запрограммировали. И мы это делаем постоянно. Например, сюда относится желание сходить в туалет перед завтраком, появление голода во время перерыва, тяга ко сну после вечернего фильма...
Зрители уже не вспоминают вслух о подобных вещах, посчитав их слишком интимными.
– Мы словно компьютеры, которые можно программировать и перепрограммировать по желанию. Мы сами обуславливаем наши будущие победы и поражения. Вам никогда не приходилось видеть людей, начинающих свою речь словами: «Уверен, что помешал вам, но...»? Таким образом, они заставляют других отталкивать их. И это делается неосознанно.
Гипнотизер требует добровольца для эксперимента. Встает высокий блондин. Паскаль Феншэ просит, чтобы тому поаплодировали, затем ставит его перед собой и приказывает смотреть на маятник, говоря при этом: «Ваши веки тяжелеют, тяжелеют, вы больше не можете их поднять. Теперь вам жарко, очень жарко. Вы в пустыне и задыхаетесь в своей одежде».
Когда он повторяет эту избитую фразу несколько раз, подопытный, с закрытыми глазами, раздевается до трусов. Паскаль Феншэ будит его, и высокий блондин подскакивает, сперва удивившись, а затем устыдившись своей наготы. Все в зале аплодируют.
– В чем же фокус? – спрашивает Лукреция своего друга.
– Вообще, все дело не в гипнотизере, а в том, кого гипнотизируют, – объясняет Исидор. – Именно он позволяет голосу подчинить его. Считается, что лишь двадцать процентов населения подвержено гипнозу. То есть достаточно доверяется гипнотизеру, чтобы полностью поддаться.
Паскаль Феншэ требует нового испытуемого для следующего опыта.
– Идите, Лукреция!
– Нет, Исидор, давайте вы.
– Мадемуазель немного стесняется, – кричит он артисту.
Паскаль Феншэ спускается, берет девушку за руку и ведет на сцену.
– Сразу предупреждаю, что раздеваться не стану, – твердо заявляет Лукреция, стоя под прожекторами.
Гипнотизер просит ее смотреть на хрустальный маятник.
– Вы ощущаете все большую усталость. Ваши веки тяжелеют, тяжелеют...
Она не сводит взгляда с маятника, но ее рот произносит:
– Сожалею, но со мной это не пройдет, я считаю, что принадлежу к восьмидесяти процентам людей, невосприимчивых к гип...
– Вы спите.
Она замолкает и закрывает глаза.
– Вы крепко спите... – повторяет Паскаль Феншэ.
Кажется, Лукреция уже достаточно погрузилась в сон, и гипнотизер спрашивает ее, что она делала вчера. Она немного колеблется:
– Вчера я была в каннском морге.
Затем он спрашивает, чем она занималась на прошлой неделе. Она это вспоминает. Потом – что она делала месяц назад, год назад в тот же месяц, в тот же день. Она подчиняется. Далее он просит ее вернуться на десять лет назад. На двадцать. Потом пережить первые дни своей жизни, свое рождение, то, что происходило до него. Девушка сворачивается клубком. Он помогает ей сесть на пол, она принимает позу зародыша и засовывает большой палец в рот.
Затем он просит ее пережить свое рождение, и Лукреция, все сильнее сворачиваясь, начинает с трудом дышать. Она как будто задыхается. Вдруг она совсем перестает дышать. В зале беспокойство. Журналистка вся краснеет. Она дрожит. Но гипнотизер остается спокойным. Он проводит рукой по щекам Лукреции, лаская их, переходит к подбородку и делает вид, что вытаскивает ее оттуда, где она задыхалась. Он изображает, что поднимает ее за подбородок, потом за плечи. Она слегка разворачивается. Рукой он успокаивает ее, умиротворяет, ободряет. Он словно вытягивает ее через слишком узкий проход. Когда наступает пауза, он обходит девушку и сперва слегка, а потом все сильнее ударяет ее по спине. Не открывая глаз, она кашляет и кричит, как новорожденный ребенок.
Паскаль Феншэ садится на пол, берет девушку на руки и, укачивая, напевает, пока она не успокаивается.
– Теперь все в порядке. Мы прошли сквозь время.
Он заставляет ее вспомнить свой первый год, затем первое десятилетие, прошлый месяц, последнюю неделю, вчерашний день, последний час. Затем считает от десяти до нуля, сообщив, что на нуле она откроет глаза, ничего не вспомнит, но сеанс благоприятно подействует на нее.
Лукреция открывает глаза. В зале редкие аплодисменты. Она хлопает глазами.
– Вот видите, ничего не получилось, – говорит она, возвращаясь в сознание.
Паскаль Феншэ берет ее за руку, чтобы ей зааплодировали погромче. Удивленная Лукреция подчиняется. Он благодарит ее. Она садится за столик.
– Вы были великолепны, – говорит Исидор.
– Но ведь ничего не получилось? Да? Получилось? И что произошло? Я совсем ничего не помню.
– Он заставил вас пережить ваше рождение. Была небольшая заминка, но он справился с ней.
– Какая заминка?
– Когда вы выходили из живота вашей матери. Вы как будто задохнулись. Он вас успокоил. Вы снова пережили это событие, но в лучших условиях.
Лукреция решительно поднимает воротник своего свитера и очень медленно опускает его. Проделав это несколько раз, она объясняет:
– У меня была в некотором роде фобия. Когда я надеваю свитеры, я всегда тороплюсь побыстрее протолкнуть голову. Это где-то глубоко в подсознании. Простое неудобство, но оно меня раздражало. А теперь я, кажется, излечилась от этого.
Она снимает и надевает свитер.
Гипнотизер приглашает последнего добровольца для более деликатного эксперимента. К сцене подходят трое военных и очень громко зовут четвертого своего товарища. Сначала отказавшись, он все же поднимается, не желая показаться трусом.
Паскаль Феншэ быстро усыпляет его с помощью своего хрустального маятника и говорит:
– Услышав слова «синяя магнолия», вы сосчитаете до пяти, потом снимете правый ботинок, дважды ударите им в дверь и рассмеетесь.
Он несколько раз повторяет это указание, будит подопытного и, когда тот возвращается на свое место, небрежно бросает: «Синяя магнолия». Солдат застывает, считает про себя, снимает правый ботинок, идет к двери, дважды ударяет по ней и громко смеется. Зал подхватывает его смех и неистово аплодирует. За этим жестом скрывается желание взять солдата на руки, но, поскольку времена изменились, люди просто хлопают в ладоши.
Взволновавшись, солдат перестает хихикать и нервно обувается.
– Такова, – произносит гипнотизер, – сила мысли. Если бы я подобрал простейшие ключевые слова, например «кофе с молоком» или «солнечный луч», самые обычные, они бы вызвали проблемы в повседневной жизни. Но я сказал «синяя магнолия». В разговоре их можно услышать крайне редко.
Так как ключевые слова снова названы, подопытный, который уже завязывал шнурок, опять замирает на мгновение, дважды стучит в дверь снятым ботинком и разражается смехом.
