– Никто уже не говорит «порнуха», – заметила я.
– Тем не менее это не она, – пробормотал он.
– Здесь достаточно обвинений, чтобы завести дело, – сказала я. – Не сомневаюсь. К тому же эта девушка и её родители могут потребовать компенсации за моральный ущерб…
– Мам, не было никакого морального ущерба, – уверил Финч.
– Не было? – Я не верила своим ушам. – Ты-то откуда знаешь? Ты её спросил? Ты вообще задумался о её чувствах?
– Да всё с ней будет нормально, мам. Такое сплошь и рядом случается.
– Случается? Это не само по себе случилось, Финч. Это сделал ты! – Я опять сорвалась на крик. Кирк сделал мне знак замолчать и сказал:
– Послушай. Дело здесь не в девушке.
– Не в девушке? А в чём тогда, Кирк? Просвети меня.
Кирк откашлялся.
– Дело в его неспособности мыслить логически. – Он повернулся к Финчу и сказал: – Сын, сегодня ты совершил абсолютно безрассудный поступок, который может существенно испортить твоё будущее. Тебе стоит подумать…
– Не просто подумать. Почувствовать, – вмешалась я. – Ты не можешь так поступать с людьми.
– Я ничего такого не сделал, мам. Это просто…
– Бездумный поступок, – закончил за него Кирк.
– К сожалению, всё не так просто, – сказала я.
Потому что в глубине души я знала, что даже если все до единого удалили эту фотографию и Лила, её родители и администрация школы никогда о ней не узнают, и Финч по-настоящему раскаялся, всё равно всё изменилось. По крайней мере для одного из нас.
Глава четвёртая
Том
Никогда не забуду, как впервые увидел Беатриз. Я сидел в дешёвом баре на Файв-Пойнтс в те далёкие времена, когда восточный Нэшвилл ещё не стал притоном хипстеров и там ошивались все. И я тоже. В таком месте не часто встретишь красивую девушку, тем более одну, но она была сама по себе, и уже это привлекало. А она к тому же была моего типажа – тёмные волосы, тёмные глаза, смуглая кожа, фигура что надо. Узкое красное платье усиливало впечатление.
– Даже не думай, – сказал я своему приятелю Джону, не сводя с девушки глаз. Джон рассмеялся.
– О ком? Об этой Джей Ло?
– Да, – сказал я.
– Почему? Ты с ней спишь? – Джон жевал соломинку и смотрел, как девушка идёт мимо нас. Шумный и красивый, он притягивал горячих девчонок, особенно в барах поздними вечерами.
– Пока нет, но я это исправлю, – ответил я, тоже рассмеявшись. – А потом, может, и женюсь на ней.
Джон расхохотался.
– Круто. – Он спрыгнул со стула и хлопнул меня по спине. Когда девушка оказалась совсем рядом, добавил:
– Удачи, чувак.
Она посмотрела на него и перевела взгляд на меня, прекрасно понимая, почему мне понадобится удача.
– Можно? – спросила она, указывая на освободившийся стул.
– Да, – ответил я, вдохнув запах её волос. Они пахли как масло для загара, если вылить на себя целый тюбик. Кокосом, что ли.
Я пытался придумать что-нибудь остроумное, но ничего не выходило, и я просто сказал правду:
– Я не мастер пикапа, но… ты самая красивая девушка, что я видел. – Потом, осознав, как это банально, я прибавил: – В этом баре.
– В этом баре? – переспросила она и рассмеялась заливистым, сексапильным смехом. Я заметил, что её правый передний зуб очаровательно неправильной формы. Она обвела глазами бар и не слишком привлекательных девушек напротив меня.
– Ну ладно, не только в этом баре, – сдался я, уже не боясь показаться излишне льстивым. Она и была самой красивой девушкой, что я видел.
– Ты точно не мастер пикапа?
Я уловил её акцент. Тоже очаровательный. Покачал головой и промямлил:
– Ну… может, и да… но я не хочу просто флиртовать с тобой. Я хочу узнать тебя… узнать о тебе всё…
Она вновь рассмеялась своим бесподобным смехом.
– Прямо всё?
– Всё, – подтвердил я и принялся засыпать её вопросами: – Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Откуда ты?
– Беатриз. Двадцать пять. Из Рио, – на последнем слове она округлила чувственные губы в точности того же оттенка, что и платье.
– Это в Бразилии?
Она улыбнулась и спросила, знаю ли я ещё какое-нибудь Рио. Подошёл бармен, и она, не раздумывая, как раздумывают большинство девушек, заказала напиток, о котором я никогда не слышал, грохочущий раскатистыми «р». Потянулась за огромной плетёной сумкой, которая, судя по её виду, должна была пахнуть марихуаной или хотя бы ладаном. Я остановил руку Беатриз.
– У меня есть личный счёт в этом баре, – сказал я. Она улыбнулась и посмотрела мне в глаза.
– Может, у тебя и имя есть?
– Томми… Том… Томас, – пробормотал я, потому что меня называли то так, то эдак.
– Как тебе больше нравится? – спросила она.
– Как тебе больше нравится, – сказал я.
– Я хочу танцевать, Томас, – внезапно заявила она, откинув назад плечи и волосы.
Я удивился, что она предпочла называть меня полным именем. При словах о танцах я покачал головой.
– Что угодно, только не это. – Я рассмеялся. Она в шутку надула губы, и я про себя взмолился, чтобы мы по-настоящему сблизились – так, чтобы ссориться, и всерьёз надувать губы, и страстно мириться.
– Ну пожалуйста. – Она чуть наклонила голову.
– Я не умею танцевать, – признался я, когда бармен принёс коктейль и поставил перед ней.
– Все умеют танцевать, – заметила она, покачивая плечами в такт «Свободной птице»
[9]. – Надо просто двигаться под музыку.
Она выжала лайм в бокал, размешала тонкой соломинкой и сделала глоток. При виде того, как её полные губы коснулись стекла, а волосы густой волной упали ей на лицо, у меня перехватило дыхание. Я отвёл взгляд, тоже заказал выпивку. Я уже был немного пьян, но решил, что для храбрости нужно ещё. Сильно напиваться мне не хотелось – я надеялся сохранить в памяти наш разговор до мельчайших подробностей. Я спросил у неё, что она делает в Нэшвилле, и она рассказала, что присматривает за двумя малышами в Брентвуде, а сегодня у неё выходной. Потом добавила, что Нэшвилл любит за музыку.
– Ты тоже музыкантша? – спросил я, зная, что музыкантов здесь пруд пруди, и всё же заинтригованный.
Она кивнула.
– Я певица. Во всяком случае, хочу ею стать.
– И в каком жанре выступаешь?
– Сертанежу. Бразильский музыкальный стиль… песни о музыке, о любви… о разбитых сердцах…
