Финч отвечает не сразу, и это его выдаёт. Он уже знает. Он замешан и в этом.
– Ну ладно. – Я удивляюсь тому, что моё отвращение может становиться ещё сильнее. – Хотя, раз уж речь зашла об этом, Кирк… Том вернул деньги.
– Ну и лузер, – бормочет Кирк.
– Нет, Кирк. Том Вольп – не лузер. Он – хороший человек. И замечательный отец, вырастивший чудесную дочь, которой непонятно почему нравится наш сын.
– Непонятно почему? – удивляется Кирк. – Да уж, Нина. Очень мило.
Я глубоко вздыхаю и прошу Кирка:
– Можно нам поговорить наедине?
Он кивает, идёт за мной в спальню и первой же фразой меня удивляет:
– Послушай, Нина, я в самом деле сожалею…
– О чём, Кирк? О подкупе? О том, что врал насчёт билетов? Или о том, что изменил мне?
– Изменил? – Кирк явно перебарщивает с изумлённым и оскорблённым выражением лица, какое я вижу у него впервые. – Что ты такое говоришь? Что на тебя нашло в последнее время? Ты сама на себя не похожа.
– Я знаю, – говорю я. – Я совсем не похожа на ту себя, какой была последние несколько лет. С тех пор, как стала твоей женой напоказ.
– Женой напоказ? – Он ухмыляется. – Мы вместе с самого колледжа, ты вообще о чём?
– Ты прекрасно знаешь, о чём я, Кирк. Я – аксессуар. Вот как ты ко мне относишься. Вся наша жизнь – такая фальшивая и дутая. Я устала от этого.
– От чего, интересно? – кричит он. – От наших шикарных домов? От путешествий? От роскошной жизни?
– Да. От этого тоже. Но самое главное знаешь что? Я устала от тебя, Кирк. От твоих поганых ценностей. От твоей лжи. От твоего эгоизма и прочего дерьма. От того, какой пример ты подаёшь нашему сыну…
– Нашему сыну? Который вырос отличным парнем и поступил в Принстон? Ему я подаю плохой пример?
– О господи. Хватит нести этот бред про отличного парня, Кирк. Отличные парни не строят заговоров против матери. Не врут в лицо директору школы.
– Он сделал это, чтобы прикрыть Полли. Поступил как джентльмен.
– Мне так не кажется, Кирк. – Мои сомнения начинают наконец обретать форму. – Я не утверждаю, что фото сделал Финч. Но есть что-то ещё, чего он нам не рассказывает. Во всяком случае, не рассказывает мне. И… я не могу больше мириться с очевидным. Я хочу развестись.
Кирк смотрит на меня, разинув рот, и я думаю, что он всё ещё может изменить моё решение. Он может сказать мне, что я права – или по крайней мере, что ему жаль. Искренне сказать об этом.
Но он смотрит сквозь меня и говорит:
– Мне кажется, ты совершаешь очень большую ошибку. Но если ты в самом деле этого хочешь… я не буду пытаться тебя остановить.
Я качаю головой, чувствуя, как слёзы текут по лицу.
– Знаешь что, Кирк? Тедди было восемнадцать, когда я с ним порвала. Но даже он попытался меня удержать.
Закатив глаза, Кирк заявляет:
– Уверен, ты запросто можешь его вернуть, если хочешь.
– Как знать, – говорю я. – По крайней мере он меня любил. Но я не хочу вернуть Тедди. Я просто хочу вернуть прежнюю себя. И сына… если ещё не поздно.
Двадцать пять минут спустя я еду по другой стороне реки, по улицам, разлинованным одноэтажными домами – пригороду Нэшвилла. Я не запомнила точный адрес Вольпов, но помню, как туда добраться: вниз по Ордвэю, влево к Эвондейлу. Проезжаю мимо их дома, паркуюсь на другой стороне улицы. Как раз когда собираюсь выйти из машины, звонит Мелани. Прежде чем подумать как следует, отвечаю.
– Ну наконец-то! – Она сама не своя, но уже начинает расслабляться. – Что за хрень творится?
– Что ты имеешь в виду? – Интересно, какой конкретно вопрос её интересует и много ли она уже успела выяснить.
– Я имею в виду Полли! Я слышала, что это она сделала фото! И назвала Лилу шлюхой! И испортила её крыльцо!
– От кого ты это услышала? – Я вновь восхищаюсь скоростью, с которой распространяются сплетни.
– От Бью. Он прислал эсэмэску из школы. Сказал, у вас была встреча с Уолтером, там были Полли с родителями и Том Вольп.
Я говорю, что так и было.
– Ещё Бью сказал, что Уолтер весь день допрашивает учеников. Вызывает одного за другим. Совсем взбесился. Настоящая охота на ведьм. Может, он ещё кого-то намерен исключить за пьянство.
– Может, – отвечаю я. – Или же он просто пытается выяснить, что произошло. Он сказал это, она сказала то, ну и так далее.
– Но очевидно же, что у Полли есть причина. Ревность, простая и понятная.
– Не знаю, Мел, – говорю я, изучая место преступления, по крайней мере одного из преступлений. Дом Вольпов стоит на довольно крутом холме, два ряда бетонных ступеней ведут с улицы к главному крыльцу, между рядами – маленький покрытый зеленью пролёт. Всё прекрасно видно, и должны быть железные нервы, чтобы карабкаться по этим ступеням и портить крыльцо, выходящее на улицу. – Я просто не представляю, что это могла сделать Полли.
Мелани вздыхает с явным раздражением.
– Фото? Или надпись?
– И то и другое. Меня не было на вечеринке. И не было дома вчера вечером, – говорю я. – Я ездила в Бристоль к родителям.
– Но Кирк-то был дома? Он мог видеть, что Финч куда-то пошёл?
– Мог. Но Финч мог и проскользнуть мимо него. Или Кирк просто… закрыл глаза. В последнее время он не слишком-то надёжен, – говорю я, потом спрашиваю, знала ли она, что мальчики ходили на концерт Люка Брайана с Лилой и её подругой.
Она молчит, потом признаётся, что знала.
– Прости, что я тебе не сказала. Но меня попросил Кирк… убедил меня, что ты не разрешишь… а я подумала – это так мило… прости меня.
Я не могу поверить, что она мне соврала… и вдруг до меня резко доходит – могу. Наша дружба с ней кончается так же внезапно, как семейная жизнь с Кирком, и я думаю, что Джули никогда в жизни ни с кем не сговорилась бы у меня за спиной. Тем более с Кирком.
– Нина? – спрашивает Мелани, а я тем временем смотрю, как машина Тома и Лилы подъезжает к обочине на другой стороне улицы. – Ты ещё здесь?
– Да. – Я наблюдаю, как отец и дочь выходят из машины и идут к дому, не замечая меня.
– Солнышко, мы просто хотим спасти тебя от тебя самой… Пожалуйста, пойми нас правильно, – слова, за которыми обычно следует оскорбление. – Но ты в последние дни такая… нелогичная. Зачем Финчу портить чужое имущество, когда его и так уже ожидает Почётный совет?
– Не знаю. Чтобы повесить это на Полли? – Мне отчаянно хочется, чтобы это оказалось не так.
Мелани говорит, что я стала совершенно нестабильной, что она беспокоится обо мне, что нет ничего важнее, чем «наши мальчики». Я больше не могу это слышать. Я говорю: мне пора идти. И ещё говорю: есть много значительно более важных вещей.
