– Мини-гольф, – ответила она очень серьёзно, – это метафора всей жизни.
Я улыбнулась.
– Серьёзно?
– Да. Ты только задумайся. Как ты его воспринимаешь – всерьёз ли? А может быть, слишком всерьёз? Получаешь ли ты удовольствие? Аккуратно ли ведёшь счёт? Расстраиваешься, когда проиграешь? Случается ли тебе сжульничать? И если да, то как ты себя ведёшь, когда тебя поймают? Стыдишься? Конфузишься? Хочешь ли сжульничать снова?
Я подняла ладони вверх и сказала:
– Ладно, ладно. Но мне кажется, обманывать жену – преступление посерьёзнее, чем сжульничать в гольф. И я не думаю, что Кирк уже тогда был настолько гадким. В конце концов, я ведь его любила, верно?
– Любила? – поинтересовалась она скептически.
– Ну… да. Я ведь вышла за него замуж, Джули. – Я сама услышала, как жалко прозвучали слова, отражавшие всю нашу совместную жизнь. Она тоже это услышала и вновь приподняла брови. – Я не жалею о том, что мы поженились. Тогда пришлось бы жалеть о том, что появился Финч… Я жалею лишь… о нескольких годах… с тех пор, как Кирк продал свой бизнес. Мне кажется, именно тогда он изменился. – Я осеклась, не желая поднимать тему денег.
Джули кивнула и сказала:
– Да. Тогда он определённо испортился окончательно. Стал ещё заносчивее, ещё высокомернее… как там говорится? Деньги дают понять, кто ты есть на самом деле?
– Угу, – ответила я. – Вроде того.
Джули ненадолго задумалась, как бы желая лучше сформулировать мысль, потом сказала:
– Знаешь, за прошедшие десять лет я ни разу не провела с Кирком больше получаса, чтобы он не сообщил, что ему «надо сделать важный звонок», – конец фразы она произнесла его зычным голосом, потом прибавила уже от себя:
– Самодовольный кретин.
Я вздрогнула, услышав эти слова и понимая, что она права. Он жить не может без телефона. Разве что на гольф-турнире, где ими запрещено было пользоваться, каким бы богатым и знаменитым ты ни был. Этому правилу, одному из немногих, он подчинялся – неудивительно, учитывая, что оно касалось только элиты.
– Никто столько о себе не воображает. Даже Герман Франкель, хоть он и нейрохирург, мать его. – Джули говорила о нашем отличнике, с которым до сих пор дружила. – Он никогда не говорит о работе, пока люди сами об этом не заговорят. И в жизни никуда не пойдёт, если ему будут названивать, потому что ему стыдно постоянно вставать из-за стола.
Джули несло. Мне было немного стыдно за мужа – и за себя, что так долго терпела его поведение, но вместе с тем её гневный монолог меня странным образом успокаивал. Он был как терапия, как подтверждение моих собственных мыслей.
– Он такой невыносимый сноб, – продолжала она. – Ну то есть, Нина, понятно, что он может себе позволить всё лучшее. Это я понимаю – если у тебя хватает денег на дорогие отели и первый класс – пожалуйста, они к твоим услугам. За это я Кирка не виню, пусть наслаждается богатством и успехом. Но он воображает себя представителем элиты. Как будто он и кучка его богатых белых друзей-мужчин лучше всех остальных.
– Я знаю, – пробормотала я, вспоминая все его грубые, унизительные ремарки о простых, работящих американцах, которых он порой замечал на спортивном матче, в парке развлечений или в зоопарке. Он называл их публикой, и это был ещё самый приятный термин. Я слышала и другие: чернь, шантрапа, отребье, плебеи. Он делал вид, что шутит, но вкладывал в эти шутки своё истинное отношение. Он в самом деле так считал. Он не хотел и не любил ничего доступного «этим людям».
Даже Диснейленд, подумала я и рассказала Джули, как я хотела свозить туда Финча, когда он был маленьким, и как Кирк отказывался туда ехать, пока не узнал о существовании VIP-туров для звёзд кинематографа. Узнал, что можно объехать, обойти, всячески избежать простолюдинов. И даже несмотря на это, он всю поездку отпускал комментарии о «жиробасах с ногами-рульками, которые ездят на скутерах, потому что им лень ходить». Хуже всего было то, что он не стеснялся Финча. Я шикала на него как могла и говорила, что это отвратительно, но всё же волновалась, что наш сын это услышит.
Джули слушала, поджав губы, потом добавила:
– Ещё он обращает внимание только на тех, у кого много денег. А если у тебя их мало, он будет смотреть сквозь тебя, не станет уделять тебе ни секунды. Ты знаешь, что он ни разу не спросил меня о моей работе? А я, между прочим, адвокат. Что уж говорить об Адаме. Как будто тушить пожары – это всё равно что… всё равно что… я не знаю… – Она вскинула вверх руки, не найдя подходящих слов, что случалось с ней весьма редко.
– За решёткой сидеть, – подсказала я.
– Точно! – ответила она. – Но и то ещё смотря за какой решёткой. По его мнению, богатый преступник из крутой федеральной тюрьмы куда круче пожарного.
Я кивнула, вспомнив, как Кирк защищал нашего соседа Боба Хеллера, которого отправили в тюрьму на несколько месяцев за сложные финансовые махинации. Не потому, что Кирк верил в милосердие, сострадание и прощение – это было бы мило, а просто потому, что он считал своего друга «отличным парнем», с которым «ужасно поступили» и который «такого не заслужил».
– Адам тоже ненавидит Кирка? – спросила я, задумавшись, часто ли они нас обсуждают.
Джули пожала плечами:
– Я бы не сказала. В общем-то, ему наплевать на Кирка. И если честно, мне тоже было бы на него наплевать, если бы он не был женат на моей лучшей подруге. Я ненавижу его за тебя. И за Финча.
Вот оно. Вот точка невозврата. Я осознала, что если не разведусь с Кирком ради себя, то должна развестись с ним ради сына. Продолжать жить с ним значило бы молчаливо одобрить все его поступки. Финч должен увидеть, что даже его отец может поплатиться за эгоизм и заносчивость. Я должна показать ему, что есть другой путь.
Слёзы навернулись мне на глаза, и я попыталась их сморгнуть, сказав себе, что нужно быть сильной. Но не смогла. Я ждала, что Джули отведёт взгляд – все люди отводят взгляд, когда ты плачешь, и неважно, насколько вы близки.
Но Джули посмотрела мне прямо в глаза, крепко сжала мою руку и сказала, что пришло время – вообще-то, оно давно уже пришло – пришло время показать Кирку, что и она чего-то стоит.
Глава восемнадцатая
Лила
Я надеялась, что мне, может быть, удастся поцеловать Финча, когда он пригласил меня к себе, тем более раз он намекнул, что его родителей не будет дома. Но на большее я не рассчитывала.
Кстати, я должна признаться, что уже не девственница, но и не шлюха. У меня был секс только с одним парнем. Его звали – точнее, и сейчас зовут – Калеб Кинг. Мы были немножко знакомы по средней школе, он на год старше меня. Но потом он отправился в Стрэтфорд, бесплатную школу по соседству, а я на следующий год поступила в Виндзор. Так что я не думала о нём до прошлой весны, когда мы случайно столкнулись в «Урбан Аутфиттерс»
[29]. Я сначала его не заметила (во время шопинга я мало что замечаю вокруг), но он похлопал меня по плечу и сказал:
