Войдя, я увидела, что Финч лежит на кровати и, надев наушники, смотрит в ноутбук. Он едва удостоил меня взглядом.
– Привет, – сказала я.
– Привет, – ответил он.
– Можешь снять наушники?
– Звук выключен.
– Всё равно сними.
Он снял их безо всяких эмоций.
– Как дела? – Мой голос показался мне неестественным.
– Нормально.
– Хорошо, – сказала я. – Как там Полли?
– Да тоже, думаю, нормально.
– Думаешь? – Я сделала шаг в его комнату. – То есть ты не знаешь?
– Неа, – ответил он безо всякого выражения. – Мы расстались.
– Мне очень жаль. Можно спросить почему?
Он вздохнул.
– Мне не хотелось бы об этом говорить.
Я закусила губу и кивнула.
– Ещё я хотела тебе сказать, что получила письмо от мистера Квортермана. Почётный совет собирается в следующий вторник.
– Да, я знаю, – сказал он. – Мне тоже пришло.
– Хорошо, – ответила я. – Ты поговорил с Лилой?
– Нет.
– Почему?
– Папа сказал – не надо.
– Вот как? И когда же он это сказал?
– На прошлой неделе. После встречи с мистером Кво.
– Как бы то ни было, – отрезала я, – завтра мы идём к ней домой. Ты и я. Её отец тоже будет. Итого четверо.
Я ждала, что он начнёт возмущаться, но он кивнул и сказал:
– Хорошо.
– А пока я хочу, чтобы ты подумал о Лиле. О её чувствах. Мы идём туда ради неё.
– Я знаю, мам, – сказал он и в эту минуту показался младше, серьёзнее.
– Точно?
– Да.
– Значит, ты понимаешь, что встреча с Лилой – не стратегический план. Мы встречаемся не ради тебя. Ради неё.
Он снова кивнул и, глядя мне в глаза, ответил:
– Да, мам.
Может, он просто смеялся надо мной или хотел избежать нотаций, но вид у него был серьёзный. Не то чтобы я почувствовала облегчение – я по-прежнему беспокоилась о его характере – но слабая надежда у меня появилась.
– Ты точно не хочешь поговорить о Полли? Или ещё о чём-то, что у тебя происходит? – мягко поинтересовалась я, точно зная ответ.
– Нет, мам, – сказал он. – Точно не хочу.
Глава тринадцатая
Лила
Вечером пятницы, когда я думала, что хуже уже не будет, ко мне в комнату пришёл папа и сбросил на меня ещё одну бомбу. Такой я точно не ждала.
– Ложись спать, – сказал он, в футболке «Титан» и спортивных штанах стоя в дверном проёме. – Утром у нас важная встреча.
– С кем? – Во всём этом было что-то подозрительное, потому что мы никогда не назначали важных встреч на выходные. Папа знает, что я люблю поспать, и такая возможность выпадает только по субботам, потому что по воскресеньям он часто таскает меня на утренние мессы с бабушкой Нонной, довольно зацикленной на религии.
– К нам придут Финч Браунинг с мамой, – сказал он таким спокойным тоном, будто я их и не замечу.
Я ждала объяснений, но их не последовало.
– Что? Зачем? – возмутилась я.
– Поговорить, – ответил он, заходя в комнату и глядя на корзину с чистой одеждой, которую он вчера велел разобрать и сложить в стопки. Обычно он сам складывает вещи в шкаф – или перекладывает, после того как я всё сделаю неправильно (у папы, похоже, обсессивно-компульсивное расстройство
[20]), но в последнее время он ни с того ни с сего сделался строже. Как будто вещи, сложенные за меня, привели к пьянству на вечеринке.
– Поговорить? О чём? – спросила я с ужасом.
– А как ты думаешь, Лила?
– Не знаю, пап, – ответила я как можно саркастичнее. – Поэтому и спросила тебя – раз уж ты, по всей видимости, это придумал.
– Я полагаю – но это лишь моё предположение – мы будем обсуждать то, как поступил с тобой Финч, – сказал он очень спокойно и ничуть не менее саркастично.
Я не знала, чего ожидать от завтрашнего дня, но с тем же успехом можно было представить, что мы все четверо разденемся догола и сядем играть в «Монополию». Трудно было вообразить что-то столь же неловкое и болезненное, как разговоры о том, как поступил со мной Финч.
– Ого, так ты собрался окончательно разрушить мою жизнь? – сказала я, и это было ещё слабо сказано. Я затаила дыхание, готовая к новому взрыву. В эти дни папа заводился с полуоборота. Впрочем, никаких полуоборотов больше не было – он всегда был на взводе.
– Нет, – ответил он, – я просто хочу быть хорошим отцом. Вот и всё.
– Ладно. Допустим. Но чтобы стать хорошим отцом, не обязательно рушить жизнь своей дочери.
По-видимому, я довела его до точки кипения, потому что он фыркнул, вскинул руки вверх, как рассерженный мультяшный персонаж, и вышел из комнаты, бормоча: «Ты меня спутала со своей мамашей».
Я хотела догнать его и сказать, чтобы он перестал строить из себя святого мученика. То есть я, конечно, понимаю, что мама в плане воспитания ни к чёрту не годится, но это же не начисляет папе дополнительных очков за то, что делают все нормальные родители. Я никогда прежде об этом не говорила, и сейчас мне не терпелось всё ему выложить, но я лежала в постели и плакала, не в силах подняться, пока папа снова не пришёл. Он считал (хотя и не говорил), что нельзя ложиться спать, не помирившись. Во всяком случае, всегда приходил пожелать спокойной ночи. Однажды бабушка Нонна сказала, что у папы для скандалов «кишка тонка», но я думаю, это скорее связано с тем, как от нас ушла мама. Никто из них никогда не рассказывал мне подробностей того, почему она решила сбежать посреди ночи; говорили только, что у них вышел большой скандал из-за меня. Из-за того, что мама слишком много выпила, недоглядела за мной и я чуть не утонула в бассейне. Мама говорила, что я на тот момент уже умела плавать, но папа придерживался версии, что меня научили только пускать пузыри. В общем, папу разозлила мамина халатность, а маму папино занудство, если это подходящее слово, конечно. Она так разозлилась, что ушла. Навсегда.
«Твой папа ясно дал мне понять, что вам обоим будет лучше без меня. И я думаю, он был прав», – как-то сказала мне мама. Она обожала изображать жертву даже со мной, дочерью, которую она бросила.
Я чуть было не сказала, что он не имел этого в виду. Что слова – всего лишь слова, они не смертельны. Во всяком случае, не смертельны настолько, чтобы бросать семью, и конечно, она могла придумать что-нибудь получше, чем сбежать, задрав хвост. Она могла доказать, что папа неправ и что она – ответственная, хорошая мать. Но нет, она предпочла подтвердить его слова.
