– Мотивировать? Вы имеете в виду – подкупить.
– Да.
– А вы сами что думаете?
– Что вы имеете в виду? – Я запнулась.
– Вы думаете, надо выносить дело на Почётный совет?
Я кивнула.
– Да, да, конечно.
– Почему? – Он стрелял в упор.
– Потому что он поступил неправильно. Очень неправильно. И мне кажется, у такого поступка должны быть последствия.
– Например, какие?
– Ну, не знаю… Как школа решит.
Том саркастически рассмеялся.
– Что смешного? – спросила я, чувствуя, как разгорается возмущение. Неужели он не видит, как я стараюсь? Неужели не может дать мне шанс? Хотя бы маленький?
– Ничего, поверьте. – Его улыбка тут же угасла, выражение лица вновь стало каменным.
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, пока он наконец не сказал, прокашлявшись:
– Можно поинтересоваться, Нина… сколько вы с мужем платите за школу? Намного больше стоимости за обучение?
– Что вы имеете в виду? – тупо повторила я, хотя прекрасно понимала, к чему он клонит.
– Я имею в виду… в вашу честь что-нибудь назвали?
– Нет, – ответила я, хотя на самом деле назвали – конференц-зал в библиотеке и фонтан. – Но если честно, я не вижу, какое отношение… Хотя Кирк и попытался это сделать – и это ужасно – но мистер Квортерман не такой…
– Не какой?
– Он хороший человек. Он не станет принимать решение на основании того, сколько мы платим школе, – сказала я.
– Ладно. Смотрите. – Том наклонился ко мне через стол. Его лицо было так близко, что я разглядела золотые блики в его бороде. – Думайте как хотите, но я-то знаю, как устроен мир. И ваш муж, очевидно, тоже. – Его голос был спокойным, но взгляд – сердитым. Он подтолкнул стопку банкнот ближе ко мне.
– Ну, очевидно, на этот раз мой муж ошибся, – сказала я. Мой голос чуть дрожал. Я чуть было не отпихнула деньги, потом всё же решилась и убрала их в кошёлёк с глаз подальше. Том никак на это не отреагировал, сказал лишь:
– Ваш сын поступил в Принстон, верно?
– Да, – ответила я.
– Поздравляю. Вы, наверное, очень им гордитесь.
– Гордилась, – ответила я. – А теперь не горжусь. Теперь мне за него стыдно. И мужу тоже. И мне так жаль…
Он посмотрел на меня и сказал:
– Что ж, я всё понял. Ваш муж хотел откупиться от меня деньгами. А вы – красивыми словами. Какие милые извинения. Вы поняли, что ваш муж засранец, и пытаетесь за ним прибрать. И за сыном, разумеется, тоже.
Я почувствовала, как краснеют щёки, покачала головой и ответила:
– Нет. Ничего подобного. Я не пытаюсь ни прибрать за ним, ни откупиться. Я просто хочу сказать, что мне очень жаль. Потому что так и есть.
– Хорошо. И что?
– В каком смысле – и что?
– Теперь вам легче? Когда вы мне об этом рассказали? Вы надеетесь, что я буду вас успокаивать? Скажу – я не злюсь. Я всё простил. И вы… вы не такая, как ваш муж и сын, так? – Его голос окреп, он поднялся со стула и бурно жестикулировал, и я заметила на них мозоли, а ещё длинный, глубокий порез на большом пальце левой руки, на вид совсем свежий.
Я покачала головой и твёрдо сказала «Нет», хотя в глубине души чувствовала, что вру. Именно этого я и хотела. Я хотела показать ему, что я хороший человек – во всяком случае, таким себя считаю, – и уж точно не такой, который станет предлагать ему деньги за молчание.
– Нет… я здесь, чтобы сказать вам… я за то, чтобы вынести дело на Почётный совет, – сказала я мягко. – Не сомневайтесь.
Он посмотрел на меня и пожал плечами.
– Ладно. Хорошо. Возьму на заметку. У вас всё?
– Нет, – ответила я. Потому что был ещё один вопрос. Ещё одна причина, по которой я сюда пришла. И на свой страх и риск я заставила себя заговорить об этом. – Ещё я хочу спросить… по поводу Лилы… Как она себя чувствует?
Том посмотрел на меня с удивлением, вновь опустился на стул. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:
– У неё всё хорошо.
– Какая она? – спросила я зачем-то, готовая, что он снова меня отчитает. Скажет – не ваше дело.
Но он ответил:
– Она хорошая девочка… но немного трудная.
Я кивнула, чувствуя, как глубоко ему на меня плевать.
– Вы… вы же скажете ей, что мне очень жаль… и очень стыдно?
Он провёл ладонью по небритой щеке, наклонился вперёд, посмотрел мне в глаза.
– Вам-то почему стыдно, Нина? Думаете, вы виноваты в том, что сделал ваш сын?
Я помолчала, задумалась, потом ответила:
– Да, конечно. Во всяком случае, отчасти.
– И почему же?
– Потому что я его мать. Я должна была лучше его воспитывать.
Покинув Ист-Энд, проезжая по мосту, я чувствовала, что не могу вернуться домой. Я поехала мимо Нижнего Бродвея, главной магистрали Нэшвилла, сиявшего неоновыми вывесками баров и забегаловок, где я не была с последнего девичника кого-то из подруг. Жаль, что мы перестали туда ходить. Мне нравилась живая музыка в клубах «Робертс», «Лейлас», «Тутсис». Но Кирку они понравились бы только в том случае, если бы он обанкротился – а это не понравилось бы мне.
Я продолжала путь – свернула на Шестую авеню, замедлила ход, проезжая мимо Эрмитажа. У входа стоял тот же дворецкий, что открыл для меня дверь такси в ночь благотворительного раута. Мне не верилось, что прошло всего пять дней. Столько всего изменилось – во всяком случае, внутри меня.
Телефон зажужжал. Я не стала смотреть, кто звонил, – я проезжала мимо Капитолия, мимо Джермантауна. Осознав, что хочу есть – просто умираю с голода! – забрела в «Сити-Хаус». Я уже давно не посещала в одиночестве публичные заведения, а пойти одной в бар для меня означало вырваться на свободу. Кирк выбирал не только то, куда мы пойдём, он всегда заказывал столик и зачастую – еду для нас всех.
– Как насчёт говяжьего тартара и рубленого салата, а потом форели и антрекота? – всегда говорил он, потому что это были четыре его любимых блюда. Безволие не входит в список смертных грехов, но я мысленно отметила для себя, что с этого дня буду сама выбирать меню. Маленькими шажками – к цели.
На этот раз я обошлась пиццей «Маргарита» и элем «Урожай дьявола», который бармен принёс мне в банке и начал было наливать в стакан, но я сказала – спасибо, сама справлюсь. Телефон снова зажужжал. На этот раз я посмотрела, кто звонит, и увидела несколько пропущенных вызовов и сообщений от Кирка и Финча. Они спрашивали, куда я пропала, когда вернусь домой и не хочу ли пообедать с ними в «Сперрис». Они определённо сговорились, потому что сообщения были очень похожи, и я задумалась, что бы это значило. Кирк пытается мной манипулировать? Или они оба одинаково расстроены и обеспокоены? Я не знала, но написала им обоим в общем чате, что у меня кое-какие дела и пусть обедают без меня.
