– Значит, спальня была пустая, если не считать телика, и я случайно включил его, и вот тебе на…
– Эндрю, давай поговорим о чем-нибудь другом, а?
– … оказывается, он смотрел грязный фильм под названием «Гавань – курс на север».
Последние слова Пегги удалось заглушить, повысив голос, так что эффект был смазан.
– Давайте, девочки, сыграем в карты или во что-нибудь еще, – предложила Имоджен. – Мейзи, помоги научить Сьюзи.
Пока Мейзи ходила за картами, Эндрю – как это свойственно пьяным – неожиданно решил, что ему жизненно необходимо доказать свою полезность и сделать это надо настолько убедительно, чтобы заслужить похвалу.
– Я пойду и помою посуду, – категорически заявил он тоном добровольца, направляющегося в горящий дом, чтобы спасти детей. Некоторое время спустя, когда он пытался натянуть резиновые перчатки у раковины, к нему подошла Пегги.
– Эй, это уже лишнее, – негромко и с улыбкой сказала она, но прозвучавшая в ее голосе твердость несколько отрезвила Эндрю.
– Извини. Немного увлекся. Просто… понимаешь, я чувствую себя таким счастливым.
Пегги хотела что-то сказать, но промолчала и вместо этого сжала его плечо.
– Почему бы тебе не пойти и не отдохнуть немного в гостиной? Ты гость и не должен мыть посуду.
Эндрю хотел было возразить, но Пегги стояла так близко, ее ладонь лежала на его руке, и ему вдруг очень захотелось сделать именно то, о чем она просит.
Девочки с Имоджен на время оставили карты, чтобы поиграть в «меси блинчик, меси блинчик, пекарь», их руки замелькали, сливаясь в размытое пятно, а когда наконец они сбились с ритма и потеряли координацию, то разразились неудержимым смехом. Уходя, Эндрю услышал обрывок разговора.
– Эта паста, которую мы только что ели, – сказала Мейзи.
– Да, детка? – откликнулась Имоджен.
– Она была аль денте?
– Думаю, она была Джейми Оливер, милая, – ответила Имоджен и рассмеялась над собственной шуткой. «По крайней мере, не я один пьян», – подумал Эндрю и упал на диван, внезапно почувствовав изнеможение. Вся эта эйфория изрядно его утомила, но он все равно хотел, чтобы день продолжался и продолжался. Надо только чуточку передохнуть, на минутку закрыть глаза.
Во сне он очутился в незнакомом доме, одетый в обычный защитный костюм, который жал, как будто с непривычки, вызывая ощущение нехватки воздуха. Эндрю не помнил, что именно должен искать; присутствовало лишь ощущение, что дело касается каких-то документов.
– Пегги, что мы опять ищем? – крикнул он.
Но ее ответ прозвучал невнятно, и, хотя Эндрю заглянул в каждую комнату, найти коллегу не получилось. Потом он заблудился. Новые помещения появлялись одно за другим, и за порогом каждого открывалось незнакомое место, но Пегги в них не было, и на его призывы никто не отвечал, а защитный костюм начал душить, и сознание как будто меркло. Зазвучала музыка – раздражающе фальшивая, густая, вызывающая вибрации во всем теле. Это была песня Эллы, но голос звучал так, будто проигрывался на замедленной скорости. «Гооолуубааая лууунаа, меняааа ты вииииделаааа стояааащииим одииииноокооо». Эндрю попробовал крикнуть, чтобы эту вещь выключили и поставили что-то другое, что угодно, только не ее, но не смог произнести ни звука. Внезапно он оказался в собственной квартире, и там, в углу, спиной к нему стояла Пегги. Но пока Эндрю приближался к ней, зовя по имени, а музыка играла все громче и громче, он понял, что это вовсе не Пегги, а кто-то с волнистыми каштановыми волосами и с очками в оранжевой оправе в опущенной руке; потом очки выскользнули из пальцев и начали медленно падать на пол…
– Ты в порядке?
Эндрю открыл глаза и обнаружил, что лежит на диване, а Пегги склонилась над ним, и ее ладонь касалась его щеки.
Это не сон?
– Прости… Я не знала, будить ли тебя, но мне показалось, что тебя мучают кошмары, – сказала Пегги.
Веки дрогнули, Эндрю закрыл глаза и едва слышно пробормотал:
– Тебе не нужно извиняться. Никогда… никогда не извиняйся. Ты спасла меня.
Глава 21
– Поверь мне, это поможет.
Трясущейся рукой Эндрю взял у Пегги банку «Айрон-Брю» и сделал осторожный глоток.
– Спасибо, – каркнул он.
– Ничто так не излечивает похмелье, как четырехчасовая поездка в поезде, пропахшем мочой, – изрекла Пегги.
Сьюзи пихнула Мейзи и знаком показала, чтобы та вынула наушники.
– Мама сказала «мочой», – сообщила она, и Мейзи закатила глаза и снова погрузилась в книгу.
Эндрю знал только одно: больше никакой выпивки. В голове стучало, и всякий раз, когда поезд делал поворот, к горлу подкатывала жуткая тошнота. Но еще страшнее были вырывающиеся из темноты памяти обрывки. Что он говорил? Что делал? В этих обрывках Пегги и Имоджен выглядели раздраженными. Возможно, именно тогда он трижды – поскольку слушатели, как ему казалось, были недостаточно внимательны – с нарастающей требовательностью и повышая голос повторил начало предложения («Я… Говорю вам, я… Я…»). Надо было бы, конечно, добраться до постели, а не засыпать на диване, но тут – черт возьми – ему вспомнилось, что Пегги пришлось практически тащить его туда. К счастью, она не стала мешкать, благодаря чему он не опозорился еще больше. В идеале они должны были наслаждаться впечатлениями от путешествия, переживать дух приключения, но вместо этого Эндрю пришлось полностью сосредоточиться на том, чтобы его не вывернуло наизнанку. Положение усугублялось тем, что за спиной у него сидел маленький мальчик, непрестанно пинавший спинку кресла и задававший отцу вопросы возрастающей степени сложности:
– Пап, а пап!
– Да?
– Почему небо голубое?
– Ну… это из-за атмосферы.
– Что такое атмосфера?
– Это немного воздуха и газа, которые не позволяют солнцу сжечь нас.
– Тогда из чего сделано солнце?
– Я… Гм… Почему бы нам не найти твоего медвежонка, Чарли? Куда подевался медвежонок Билли, а?
«Надеюсь, медвежонок Билли – это одно из названий мощного успокоительного средства», – подумал Эндрю и попробовал погрузиться в беспамятство. Не получилось. Пегги, сложив на коленях руки, наблюдала за ним с бесстрастным выражением лица. Зажмурившись, он принял ужасно неудобную для погружения в сон позу, но почти сразу вздрогнул и очнулся. В конце концов задремать все же удалось, но, когда Эндрю очнулся, рассчитывая, что они уже по меньшей мере к югу от Бирмингема, оказалось, что из-за поломки поезд остановился, не доехав даже до Йорка.
– Мы приносим извинения за задержку, – объявил машинист. – Похоже, у нас технические неполадки. – Забыв, очевидно, что он не выключил громкоговоритель, он позволил пассажирам заглянуть за волшебный занавес, обратившись к кому-то: – Джон? Да, мы в жопе. Придется вышвыривать всех в Йорке, даже если нам найдут там сменный локомотив.
