Он был готов поклясться, что в этот миг откуда-то донеслось кряканье уток.
Глава 20
Честно говоря, если внимательно рассмотреть и изучить все факты, а потом сделать выводы, то Эндрю до определенной степени был пьян. В гостиной у Имоджен он вместе с хихикающей Сьюзи исполнил головокружительный танец, хрипло подпевая «Счастливому разговору» Эллы. К тому моменту он и Сьюзи стали лучшими друзьями.
Эндрю все еще с трудом верилось в то, что произошло днем, несколькими часами ранее. Миг, когда он взял Пегги за руку и повел, сам не зная куда, воспринимался как некий внетелесный опыт. Воспоминания казались отчетливыми и размытыми одновременно. Они долго сидели на скамейке, легко касаясь друг друга лбами и закрыв глаза, пока Пегги не нарушила молчание:
– Ну вот. Даже не верится, что я это предвидела.
Пока возвращались к машине, Эндрю чувствовал себя так, словно его накачали наркотиками. Всю дорогу до дома он пытался согнать с лица дурацкую ухмылку. Смотрел на мелькающие мимо поля, порой успевал увидеть мерцающую на солнце гладь моря. Солнечный августовский денек в Англии. Совершенство.
– Насыщенный получился день, – сказала Пегги, когда они подъехали к дому Имоджен. – Будто на прогулку ходили и нашли на земле гнездо какой-то диковинной птицы.
– Ох, не знаю. Как по мне, так обычная рутина, только и всего, – отозвался Эндрю. Он наклонился поцеловать ее, но Пегги, засмеявшись, мягко отстранилась.
– Прекрати! Вдруг кто-нибудь увидит? И, прежде чем ты что-то скажешь, напомню, что там нас заметил бы какой-нибудь пенсионер со скамеечки, а не… – «Имоджен и дети», – хотела она сказать. Чары, возможно, и не полностью развеялись, но значительно ослабли. Эндрю уже хотел выбраться из машины, но Пегги, с преувеличенной опаской оглядевшись, быстро чмокнула его в щеку, после чего, смотрясь в зеркальце, наскоро поправила макияж. Эндрю хватило лишь на то, чтобы в стиле Моркама и Уайза
[16] не запрыгать от счастья по дорожке.
Пришлось удовольствоваться танцем в гостиной под песню Эллы. Мейзи, которая раньше просто игнорировала их, предпочитая свой роман, дождалась конца песни и спросила, кто эта певица. Эндрю молитвенно сложил руки.
– Это, мой друг, Элла Фицджеральд. Величайшая певица всех времен.
Мейзи едва заметно одобрительно кивнула.
– Мне нравится, – сообщила она тоном человека, спокойно и взвешенно разрешившего яростную дискуссию, и вернулась к своей книге.
Эндрю уже собирался найти новую мелодию – у него было настроение послушать «Чертовски жарко» – и, что важнее, достать еще бутылку светлого из холодильника для напитков в гараже Имоджен, когда в дверях гостиной появилась Пегги и попросила девочек помочь накрыть на стол.
Добыв свежую бутылку пива, Эндрю завалился на диван, позволив себе минутную паузу, чтобы все обдумать. Он чувствовал, как омывает его музыка, слушал доносившиеся из прихожей оживленные голоса и вдыхал плывущие из кухни ароматные запахи стряпни. Пьянило все. А не часть ли это некоего тайного правительственного плана, предусматривающего, что каждый имеет законное право по крайней мере раз в году поваляться вечером на подушках, предвкушая равиоли и красное вино, слушая болтовню в соседней комнате и даже допуская, что она для кого-то что-то значит. Только теперь Эндрю ясно понял, до какой степени заблуждался, когда думал, что созданная им фантазия может быть чем-то иным, кроме слабого подобия реальной жизни.
Прослушав «Чертовски жарко», он направился на кухню и спросил, может ли что-нибудь сделать.
– Помоги девочкам, – откликнулась Пегги.
Эндрю козырнул, но Пегги отвернулась и не видела этого. Они с Имоджен резали, шелушили и месили, стоя плечом к плечу, но движения их были столь точны, выверенны и синхронизированны, что сестры изловчались не мешать друг дружке. Эндрю, осоловев от пива, своими попытками помочь быстро вызвал нарастающее раздражение. Чем дальше, тем больше он укреплялся в подозрении, что в чужой кухне каждая нужная вещь находится не там, где ей положено находиться, а в совершенно неожиданном месте. Когда он с полной уверенностью открывал ящик для столовых приборов, там оказывались только гарантийные документы на тостер, а в посудном шкафу, который должен служить хранилищем для бокалов, обнаруживались новенькая чашка для яиц в форме поросенка с углублением в спинке и несколько свечек от именинного торта.
– Эндрю, Эндрю, – говорила Имоджен, пряча раздражение в голосе, пока он безуспешно пытался открыть дверцу, которая не открывалась, – бокалы – наверху слева, ножи и вилки – здесь, кувшин для воды – вон там, соль и перец – перед тобой. – Она указывала на каждую названную вещь, как футбольный тренер у кромки поля, подсказывающий защитникам, кого прикрыть, и Эндрю обозвал ее Бригадиром, словом, о существовании которого в своем лексиконе не подозревал прежде, но заставившим ее на время унять свой пыл.
Усевшись за накрытый стол с очередной бутылкой пива и порцией «Принглз», которые принесла Сьюзи (два чипса она вставила себе в рот, и они торчали наподобие утиного клюва), Эндрю позволил себе погрузиться в атмосферу застолья. Кухня, как и весь дом, содержалась в чистоте и порядке, но отличалась множеством характерных деталей: букет цветов в причудливой вазе на подоконнике, эстамп на стене с изображением женщины, занимающейся готовкой и отпивающей из бокала. Подпись гласила: «Я люблю готовить с вином – иногда даже добавляю его в блюда». Окна запотели, и на них проступили отпечатки ладошек и наспех нарисованное сердце.
– До сих пор не знаю, можно ли есть верхушки стручкового перца. И отравить людей не хочется, и расточительной быть не годится. Кончается тем, что бреду к мусорному баку, грызу перец и выбрасываю, что остается.
«Господи, – думал Эндрю, не в силах справиться с икотой, – кажется, я влюбился».
Старая застольная присказка гласит: вино на пиво – это диво; шесть пива на полубутылки вина – и голова идет кругом, а история у вас на языке важнее всех тех, что приготовили другие.
– Да, да, да, – мямлил Эндрю, – да.
– Ты был на кухне? – тормошила его Имоджен.
– Да, Имоджен, мы были! Но потом мы подумали, что нужно проверить спальню, потому что там они обычно оставляют деньги, если они у них есть – наличные, понимаешь, спрятанные в носки или в пакеты «Теско» и засунутые под матрас. Поэтому так или иначе, но мы пошли туда. Правда, Пегги?
– Гм.
– И у нас к тому времени сложилось впечатление, что человек этот был довольно спокойный, нормальный…
– Эндрю, я не уверена, что ты в порядке… Здесь дети…
– О-о-о, все будет хорошо!
Пегги взяла его руку под столом и крепко сжала. Но только значительно позже Эндрю понял, что это не знак нежности, а попытка заставить его замолчать.
