После пятого вечера появились сомнения: а по силам ли вообще ему такая задача. Составить идеальную коллекцию записей не получалось. Оставалось только надеяться, что подборка сотворит правильную алхимию и сможет стать для Пегги источником душевного покоя, когда у нее возникнет в этом потребность. Решив дать себе еще один вечер, чтобы окончательно все оформить, Эндрю в итоге рухнул в постель уже за полночь под недовольное ворчание желудка, напомнившего, что за всеми делами он остался без ужина.
Вручая итоговый результат на ступеньках у входа в офис, Эндрю нацепил маску безразличия, за которой попытался спрятать ворчливый голосок, напоминавший, что ничего столь странного он еще не делал.
– Кстати, я тут подборку Эллы Фицджеральд состряпал ради интереса. Записал несколько песенок, которые, как мне кажется, могут тебе понравиться. Конечно, ты не обязана слушать их прямо сейчас, или в ближайшие дни, или недели, или вообще когда-либо.
– А, спасибо, – кивнула Пегги. – Торжественно клянусь прослушать все в ближайшие дни, или недели, или вообще когда-либо. – Она перевернула диск и прочитала надписи на обороте. Эндрю пришлось потрудиться, чтобы написать названия песен приемлемо аккуратным и разборчивым почерком, и теперь он заметил, что Пегги смотрит на него с любопытством и интересом.
– И долго ты ее стряпал? – спросила она с озорным блеском в глазах. – Ради интереса?
Эндрю фыркнул и пожал плечами.
– Пару часов, наверно.
Пегги раскрыла сумочку и положила в нее компакт-диск.
– Что вы отличный составитель, Эндрю Смит, в этом я нисколько не сомневаюсь, но вот лжец из вас никудышный. – И с этим Пегги преспокойно вошла в офис. Эндрю же постоял еще секунду-другую, глуповато улыбаясь и стараясь найти логическое объяснение непривычному ощущению, что Пегги, скрывшись за дверью, как будто прихватила с собой его желудок, сердце и еще некоторые жизненно важные органы.
Презентация – прекрасная штука, чтобы затоптать зеленые ростки счастья, особенно со звуковыми и визуальными эффектами. Кэмерон был особенно доволен тем, что ему удалось вывести на экран спираль букв с саундтреком пишущей машинки, фиксирующую 28-процентный рост числа пожилых людей, чувствующих себя одинокими или брошенными. Центральным пунктом был ютубовский клип, карикатурное скетч-шоу, не имевшее отношения к презентации, но вставленное «для интереса». Они сидели в напряженном молчании чуть в стороне от Кэмерона, который с нарастающим отчаянием лишь тихонько посмеивался. Когда вся чертовщина уже вроде бы подходила к концу, в правом нижнем углу экрана появилось уведомление о письме:
МАРК ФЕЛЛОУЗ
Re: возможные сокращения
Кэмерон тут же встрепенулся и закрыл окошечко, но было уже поздно. Скетч продолжался, и в новой, изменившейся атмосфере смех аудитории звучал особенно ужасно. Скажет ли кто-нибудь что-то? Эндрю не знал. Предвидя худшее, Кэмерон захлопнул крышку ноутбука и торопливо, как человек, только что выступивший с заявлением у здания суда и теперь спешащий избежать встречи с папарацци, вышел, не ответив даже Мередит, которая уже пыталась задать очевидный вопрос насчет поступившего письма.
– Наложил в штаны, – пробормотал Кит.
В то же утро, но уже позднее, Пегги и Эндрю, все еще чувствуя себя немного оглоушенными, отправились осматривать дом по адресу Ансуорт-роуд, 122.
– Мне эту работу потерять никак нельзя, – сказала Пегги.
– Думаю, все будет хорошо. – Эндрю решил сохранять спокойствие и не подбрасывать дровишек в огонь.
– И ты делаешь этот вывод на основании… чего?
– Э… – Сохранить спокойствие оказалось не так-то просто. – Слепого оптимизма? – Эндрю нервно рассмеялся.
– Хорошо, что ты не доктор и не даешь пациенту прогноз продолжительности жизни.
Они надели защитное снаряжение, и Эндрю, заглянув в дом сквозь матовое стекло, мгновенно пожалел, что они с Пегги оказались здесь, а не где-нибудь еще.
– Прекрасный способ отвлечься от проблем – порыться в барахле мертвеца. – Пегги вставила ключ в замок. – Ну, готов?
Она толкнула дверь и коротко, резко вдохнула. Эндрю невольно напрягся и собрался с духом. Он провел, должно быть, больше сотни осмотров, и каждое жилье, в каком бы состоянии оно ни было, оставило на нем свой след, запомнилось какой-то мелочью, зацепившейся за память деталью: ярким аксессуаром, необъяснимым пятном, душераздирающей запиской. Запоминались и надолго оставались запахи, причем не только неприятные или отвратительные. Где-то сохранялся аромат лаванды, где-то пахло машинным маслом или сосновыми иголками. С течением времени связывать впечатления с человеком и домом становилось все труднее. Но стоило только Пегги отступить в сторону, как Эндрю понял, что Алан Картер и дом 122 по Ансуорт-роуд запомнятся надолго, если не навсегда.
Сначала Эндрю и не сообразил толком, что именно видит. Батареи, пол, столы, полки – все горизонтальные поверхности были покрыты какими-то деревянными штучками. Опустившись на пол, Эндрю поднял поделку.
– Это же уточка, – сказал он и осекся, почувствовав себя неловко, будто сморозил глупость.
– По-моему, они все – уточки. – Пегги присела рядом с ним.
Будь это сон, Эндрю задумался бы, наверно, о том, что именно говорит ему подсознание.
– Это что же, игрушки такие? Он их коллекционировал?
– Даже не знаю. Разве что… Постой-ка! Думаю, он сам вырезал их из дерева. Тут, наверно, сотни этих уточек.
Между расставленными на полу поделками проходила узкая дорожка, оставленная, вероятно, полицейскими.
– Напомни-ка мне, что это за парень, – попросила Пегги.
Порывшись в сумке, Эндрю нашел нужный документ.
– Алан Картер. По данным коронера, близких родственников нет. Господи. Я понимаю, что она занята, но уж об этом могла бы упомянуть.
Пегги взяла уточку с туалетного столика, провела пальцем по ее голове, изгибу шеи.
– Знаешь, о чем я сейчас думаю? Кроме, конечно, какого черта? Так вот… почему утки?
– Ну, может, он их любил? – предположил Эндрю.
Пегги рассмеялась.
– Я люблю уток. Моя дочка, Сьюзи, несколько лет назад даже нарисовала мне крякву в подарок на День матери. Но я не такая фанатка, чтобы настрогать тысячи этих…
Прежде чем Эндрю успел предаться дальнейшим размышлениям на тему, в дверь постучали. Он направился к двери, на мгновение позволив себе легкую фантазию: утку в человеческий рост на крылечке, явившуюся выразить соболезнования серией печальных кряк-кряк. Но нет – за дверью стоял мужчина с голубыми глазками-бусинками и прической в стиле брата Тука.
– Тук-тук, – сказал незнакомец. – Вы ведь из муниципалитета, да? Мне так и сказали, что вы будете сегодня. Я – Мартин, сосед. И это я позвонил в полицию насчет бедолаги Алана. Подумал, что… – Он не договорил, споткнулся на полуслове, увидев резные фигурки.
