– Ну так все? – снова спросила Пегги. Эндрю видел, что ей действительно нужно на улицу, подышать свежим воздухом. Он помнил свой первый раз, тогда глоток лондонского смога показался ему первым вдохом заново рожденного.
– Да, закончили.
Эндрю еще раз прошелся по комнате взглядом – не пропустили ли что-то. Они уже собирались выйти, когда услышали шорох у входной двери.
Судя по выражению удивления и двум поспешным шагам назад, к двери, мужчина в прихожей определенно не ожидал встретить кого-то в квартире. Приземистый, невысокий, потный, с вываливающимся из-под рубашки-поло пивным животиком. Наглый, циничный тип. Эндрю напрягся и приготовился к стычке.
– Вы из полиции? – спросил незнакомец, заметив перчатки у них на руках.
– Нет. – Эндрю заставил себя посмотреть мужчине в глаза. – Мы из муниципалитета.
Незнакомец сразу же расслабился и даже сделал шаг вперед. Этого вполне хватило, чтобы понять, зачем он здесь.
– Вы знали умершего? – спросил Эндрю, изо всех сил стараясь внушить незнакомцу, что перед ним бесшабашный кулачный боец, а не человек, который едва не теряет сознание, наблюдая за игрой в снукер.
– Знал. Его звали Эрик.
Пауза.
– Так жаль, что бедняга отдал Богу душу.
– Вы друг или родственник? – спросила Пегги.
Мужчина смерил ее взглядом и потер небритый подбородок, как будто оценивал подержанную машину.
– Друг. Близкий. Мы давно знакомы. – Он пригладил грязные клочки волос, и Эндрю заметил, что рука у него дрожит.
– Насколько давно?
Эндрю обрадовался, что Пегги взяла инициативу на себя. Ее твердый голос со звенящими стальными нотками звучал намного увереннее.
– Черт, ну и вопрос. Давно. Такие вещи ведь забываются, да? Всего и не упомнишь.
Убедившись, что пара служащих не представляют собой никакой угрозы, незнакомец уже заглядывал им за спину, в гостиную и даже сделал еще шаг вперед.
– Мы закрываем, – сказал Эндрю, показывая ключ.
Незнакомец так и впился в него взглядом.
– Ну да, конечно. Я только хотел выказать почтение и все такое. Старые друзья, сами понимаете. Не знаю, нашли вы завещание или что там еще…
«Ну вот», – подумал Эндрю.
– В общем, он так мне и сказал, что если умрет… внезапно, то я могу взять на память пару вещиц.
Изо всех сил сохраняя спокойствие, Эндрю собрался было объяснить, что все находящееся в квартире должно оставаться нетронутым до полного прояснения обстоятельств, но его опередила Пегги.
– Что именно собирался оставить вам мистер Томпсон? – спросила она.
Мужчина переступил с ноги на ногу и откашлялся.
– Ну, телевизор… А еще, сказать по правде, Эрик мне малость задолжал. – Он усмехнулся, показав желтые зубы. – За выпивку. Я ведь столько лет его угощал.
– Странно, – сказала Пегги. – Его звали Эрик Уайт, а не Эрик Томпсон.
Желтозубая улыбка померкла.
– Что? Ну да, знаю. Уайт. Что… – Он повернулся к Эндрю и заговорил, скривив губы, как будто нарочно, чтобы Пегги не услышала. – Зачем она так? Ловушки ставит, зачем? Парень только-только умер…
– Думаю, вы знаете зачем, – негромко сказал Эндрю.
Незнакомец вдруг зашелся в кашле.
– Да вы понятия не имеете, – залопотал он, брызжа слюной и толкая дверь. – Ни хрена не понимаете.
Эндрю и Пегги подождали немного и только потом вышли на улицу. Незнакомец уже спустился по ступенькам и торопливо уходил, сунув руки в карманы пиджака. В какой-то момент он оглянулся, притормозил и показал два пальца. Эндрю снял маску и перчатки. Пегги сделала то же и вытерла пот со лба.
– Ну, что думаешь? Какие впечатления от первого осмотра? – спросил Эндрю, не сводя глаз с незнакомца, который, еще раз показав двумя пальцами V, скрылся за углом.
– Думаю, – сказала Пегги, – мне нужно промочить горло.
Глава 7
Сначала Эндрю подумал, что Пегги шутит, но, когда они свернули за угол, она решительно направилась к первому встречному бару. Эндрю еще не опомнился, а она, уже заказав себе пинту «Гиннесса», спрашивала, что взять ему. Эндрю посмотрел на часы – начало второго.
– Что? Нет, еще… Я не… э… Ну, ладно. Тогда, пожалуйста, лагер… наверно.
– Пинту? – уточнил бармен.
– Половину. – Эндрю вдруг почувствовал себя подростком. Когда Сэлли с присущей ей уверенностью заказывала пиво в местном баре, он каждый раз практически прятался у нее за спиной. Стакан объемом в пинту приходилось держать двумя руками, как малышу бутылочку с молоком.
Бармен ждал, пока осядет пена, и Пегги нетерпеливо постукивала пальцами по стойке. Казалось, она вот-вот сорвется с места, перемахнет через стойку и напьется прямо из-под крана.
Кроме пары завсегдатаев, сморщенных, грубоватых и словно вжившихся в структуру здания и ставших ее неотъемлемой частью, в баре не было никого. Эндрю еще вешал куртку на спинку стула, когда Пегги чокнулась с его стаканом и сделала три жадных глотка.
– Уф, вот так-то лучше, – выдохнула она и тут же быстро добавила: – Не беспокойся, я не пьяница. За последний месяц это моя первая пинта. Больно уж нервное рабочее утро получилось. Обычно в такой день узнают, где находятся туалеты, и забывают имена всех, с кем тебя познакомили. По-моему, начинать все-таки надо постепенно. А так – будто в холодную воду окунули, ну правда же? Каждый, наверно, помнит, как в отпуске первый раз входишь в море: идешь шажок за шажком, словно надеешься сам себя обмануть, хотя и понимаешь, что так или иначе придется окунуться, чтобы покончить со всем этим.
Эндрю осторожно отпил из стакана. Он уже и не помнил, когда в последний раз пил что-то алкогольное, но точно знал, что это было не посреди рабочего дня в среду.
– И часто такие жулики, как сегодня, подворачиваются? – спросила Пегги.
– Обычное явление, – сказал Эндрю. – И объяснения примерно одинаковые, похожие на то, что мы слышали, хотя некоторые, надо признать, готовятся лучше и им почти веришь.
Пегги стерла пену с губы.
– Даже не знаю, что хуже. Может, те, которые стряпают что-то правдоподобное, и есть настоящие говнюки в отличие от нашего сегодняшнего придурка?
– Ты, наверно, права, – согласился Эндрю. – По крайней мере, в случае с Эриком у нас есть родственница. Обычно после этого все успокаиваются. Как только на сцене появляются родственники, желающие погреть руки на покойнике отходят в сторонку.
Один из завсегдатаев у стойки не на шутку расчихался, на что его приятели не обратили ни малейшего внимания. Придя в себя, бедняга с удивлением и гордостью изучил исторгнутое на носовом платке, после чего засунул его поглубже в рукав.