Мэйби краснеет.
– Но это и мой дом! – кричит она, потом показывает рукой на нас с Агнес. – И их дом тоже! Бог ты мой, ты что, один в этом доме живешь?
На папиных губах появляется усмешка, которая всегда ужасно бесила маму.
– А я совершенно уверен, что в свидетельстве о праве на собственность стоит мое имя. И я также уверен, что именно я последние два года плачу ипотеку. Еще на мне висят налоги и коммунальные платежи.
Этот папин тон тоже необходимо исправить. И эту мерзкую улыбочку.
– Значит, если мы не платим за дом, у нас тут нет никаких прав?
Папина ужасная улыбочка становится шире, и он поднимает брови:
– Я отвечу на твой вопрос после того, как ты ответишь на мой.
– Люди… это… одноклассники! – Мэйби залпом выпивает остатки сока, встает и с грохотом ставит тарелку и стакан в посудомойку. – Мог бы порадоваться тому, что хотя бы у одной из твоих дочерей есть друзья.
Она выбегает в коридор. Мы слышим, как она собирает свои вещи, после чего раздается звук захлопывающейся входной двери.
– У меня есть друзья, – обиженно произносит Агнес.
– И у меня тоже, – быстро добавляю я.
Ну типа.
Агнес поднимается на второй этаж, а я выхожу в коридор, чтобы собрать свой рюкзак. Когда я возвращаюсь на кухню, папа уже не улыбается. Он даже не смотрит в планшет. Он грустно уставился в пустое пространство на стене. Вид у него совершенно несчастный.
Я уверена, что он вспоминает о маме. Наверняка папе хочется, чтобы мама общалась с Мэйби, забирала Агнес из школы и готовила нам что-нибудь на школьный обед. Сейчас мы сами делаем себе сэндвичи, и, так как никто не занимается закупкой продуктов, найти себе что-нибудь на обед оказывается все сложнее и сложнее. Я устала каждый вечер есть пиццу и китайскую еду, которые папа заказывает на дом. Слава богу, что Мэйби иногда составляет список продуктов и передает его папе. Без этого мы бы уже давно жили без туалетной бумаги. А может, я просто сгущаю краски.
Нет, на самом деле я знаю, что папа скучает по маме. Я уверена в том, что он ее любит. Он, конечно, не говорит о том, что скучает. Я помню, какие отношения были у мамы с папой, когда я была маленькой. Я помню, как они танцевали со мной и Мэйби под песни группы The Wiggles. Помню, как папа, перед тем как поцеловать маму, всегда говорил: «Поцелуйчики» и повторял это слово сразу после самого поцелуя. Я помню, что тогда мама с папой постоянно шлепали друг друга по попе, что, конечно, было омерзительно.
Я уверена, папа точно так же, как и мы, хочет, чтобы мама вернулась. Он просто очень упрямый и не готов ничего делать ради этого. Значит, мне надо серьезно поработать, чтобы наша семья снова стала счастливой. По крайней мере, я знаю, с чего все начать, ну а остальное приложится.
Первый пункт моего плана: изменить папу.
5. Вторник, обед
Я написала список дел, которые должна сделать, и этот список получился довольно длинным.
• Мэдисон Грэм нужно, чтобы я писала ей сообщения от несуществующего канадского ухажера.
• Ребекка Льюис хочет, чтобы я способствовала тому, чтобы среди ребят прижилось ее новое имя Бекки. До этого все звали ее Ребба. Я совершенно не уверена, что есть большая разница.
• Тэй хочет, чтобы я положила в рюкзак Цели записку. Я пыталась убедить его в том, что если он не сообщит Цели свое имя, то точно не получит никакого ответа. Но с другой стороны, НМД = НМП (не мое дело = не мои проблемы).
• Сэму Бойду нужно, чтобы я сделала так, чтобы Эвелин Ферсцт не выбила ему зубы за то, что ее поймали, когда она списывала у него на контрольной по математике. «Не понимаю, в чем я виноват, – жаловался Сэм, – но она точно мне все зубы выбьет, а мне что-то рановато зубные протезы или импланты вставлять».
• Софи Нельсон нужно… чудо.
• А мне нужно просто отдохнуть.
Во вторник во время обеда можно подумать о еще не выполненных заданиях. За моим столом сидит Гарри Домашка. Сегодня нас никто не беспокоит, и я этому рада. У меня и так слишком много незаконченных дел, и я не могу позволить себе разочаровать клиента и потерять потенциального друга. Гарри листает тетрадку и ест из банки сардины в масле. («В них много протеина, – говорит он. – Полезно для мозгов».) Чтобы меня не вырвало, я стараюсь не смотреть, не принюхиваться и даже не думать об этих сардинах.
Гарри – это, пожалуй, единственный человек во всей школе, которого я, хотя и с натяжкой, могла бы назвать другом. Точно так же, как и Агнес, он вундеркинд. Ему всего десять лет, и он перепрыгнул через два класса. Он бы, наверное, мог уже сейчас сдать выпускные экзамены и поступать куда-нибудь типа школы нейрохирургов или академии астронавтов, только его мама сказала, чтобы он больше не перепрыгивал классы, а учился, как все нормальные дети, потому что иначе может испортить «отношения со сверстниками».
Это просто умора! Его мама волнуется по поводу «отношений сына со сверстниками». Она не знает, что все отношения Гарри со сверстниками сводятся к тому, что он сидит в углу столовой со странной девочкой, у которой странное имя Рада, и, чтобы его не чморили ребята постарше, продает всем желающим готовые домашние задания. На самом деле всем глубоко наплевать на увещевания учителей, что надо дружить с ребятами, которые выделяются из общей массы. Никто в нашей школе не проводит в жизнь антибуллинговую политику, о ней только все болтают. Рассел Шарп и другие восьмиклассники до сих пор не заперли Гарри в шкафчике для вещей только потому, что Гарри продает им домашку.
– Головы подняли, – неожиданно шепчет мне он.
Я хочу спросить его зачем, но тут вижу, что к нам подходит мисс Шеллестеде. Это высокая, импозантная седовласая дама, заместитель директора школы, методист-консультант, психолог и мой личный страшный сон.
– Рада, – произносит она, подходя к нашему столу, – и Харрисон.
Мисс Шеллестеде буравит взглядом так, что, кажется, сожжет мне глазные яблоки и продырявит череп. Ты стараешься отвести взгляд, но это невозможно, словно у нее из глаз светят притягивающие лучи инопланетного космического корабля. Как только тебя поймали этими лазерами, тебе уже не сбежать. Тебя телепортируют на космический корабль и проведут над тобой все опыты, какие только вздумается. Мы с Гарри опустили глаза и смотрим на стол.
– Я вижу, – говорит мисс Шеллестеде, – что сегодня вы обедаете и вас никто не отвлекает. Вот вчера вы оба пользовались большой популярностью.
Мы молчим, пытаясь придумать, что бы ей ответить.
– Подростки, – мямлит Гарри и поднимает глаза, – очень непостоянные.
– Ну да, – поддакиваю я. – Сегодня ты популярна, а завтра уже нет.
Мисс Шеллестеде приподнимает одну бровь. Она точно родилась не вчера. Более того, она родилась даже не в этом веке.
