– Значит, ты не знаешь, где она сейчас. – Руки Гербера сложены на груди, на лице написано сомнение. Как и все остальные ученики, я не воспринимаю Гербера всерьез, но на этот раз он так пугает меня, что просто караул.
– Ч… честно, – запинаясь говорю я. – Не знаю, я ее не видела. В последний раз я разговаривала с ней… в четверг утром.
Да, в четверг, когда ей срочно нужна была очередная отмазка, почему она прогуляла репетицию. Помнится, тогда она показалась мне нервной безо всякой на то причины, и у меня появилось плохое предчувствие. И вот здрасте это плохое предчувствие вернулось, и не одно, и теперь я уже не по-детски волнуюсь.
Гербер с подозрением косится на меня, но, по-моему, он понимает, что я не вру. Я настолько перепугана, что если бы знала, где Жасмин, то точно ему бы сказала. Я хочу спросить: «А что, у нее какие-то проблемы?» – но и без того совершенно ясно, что это так.
– Если она с тобой свяжется каким-нибудь образом, – говорит мне Гербер перед тем, как отчалить, – передай ей, что надо ходить на репетиции, иначе ее выгонят из группы.
Потом я еще целую минуту стою в коридоре и борюсь с ощущением, что полупереваренный обед вот-вот вылезет наружу через глотку. Мне надо выходить, чтобы не опоздать на автобус, но ноги стали чугунными и не двигаются с места. Только услышав издалека голос Шеллестеде, я срываюсь с места, бегу и влетаю в двери автобуса за секунду до того, как они закрываются.
Я не могу отдышаться всю дорогу до дома, и не только из-за быстрого бега. Я чувствую, что на меня слишком многое навалилось. У меня больше нет сил со всем этим справляться. После разговора с мистером Гербером я понимаю, что у Жасмин могут быть серьезные неприятности. А у Софи уже большие неприятности. И я в этих неприятностях тоже каким-то боком замешана, а значит, и у меня могут возникнуть проблемы.
Такое ощущение, что я попала в игру или видео, о котором рассказывала Иззи, – на меня наезжает танк и выдавливает из меня кишки, как зубную пасту из тюбика.
24. Вторник, вечер
Мы сошлись на чрезвычайное собрание на чердаке.
– Папа пригласил мисс Риверу на свидание, – сообщает нам Агнес. Она сидит на полу и играет со своими магнитами. Она не добавляет: «Как я вам и говорила», хотя мы с сестрой понимаем, что она имеет полное на это право. – Но она отказалась.
Сложив руки на груди, мы с Мэйби обмениваемся взглядами через всю ее замусоренную комнату. Все идет совсем не так, как надо. Папе не следует звать женщин на свидания. О чем он вообще думает? Ему надо понять, как помириться с мамой! Он не должен сейчас начинать новую романтическую жизнь! Он не обсуждал такой поворот событий со своими дочерьми!
Хорошо хоть мисс Ривера его отшила. Я подозревала, что именно так это и закончится, но все равно приятно слышать, что мои прогнозы оправдались. После возвращения с Агнес папа был в плохом настроении и больше не пел Walking on Sunshine, что я восприняла как хороший знак. Практически в полной тишине они с Агнес играли в шахматы до появления курьера с нашим ужином. Именно поэтому мы с Мэйби только сейчас узнали, что произошло.
– Ты была там? – спрашивает Мэйби. – Ты слышала их разговор?
Агнес расставляет магниты в каком-то одной ей известном порядке.
– Только часть, – отвечает она. – Когда урок закончился, папа стоял в коридоре. Он вошел в класс, пока все выходили, а мне сказал, чтобы я зашла в туалет на дорожку.
«Ну и ты стояла в коридоре, прижав ухо к замочной скважине?» – хотела спросить я. Но Агнес не умеет шпионить и подслушивать, на самом деле она взяла и пошла в туалет.
– Что конкретно из их разговора ты слышала? – спрашивает Мэйби, нервно накручивая на палец прядь волос. – Как ты узнала, что она ему отказала?
Раздаются громкие клацающие звуки. Это Агнес одним магнитом притянула все остальные.
– Потому что, вернувшись, я слышала, как мисс Ривера сказала, что школьные правила не позволяют учителям ходить на свидания с родителями детей, в классах которых они преподают. Она сказала, что это плохо влияет на учеников.
Мы с Мэйби одновременно с облегчением выдыхаем. Хоть в чем-то политика нашей школы работает!
– Слушайте, мы с ним еще далеко не закончили, – напоминаю я сестрам. – Новая одежда – это, конечно, отлично, но нам надо еще изменить его характер.
Агнес поднимает на меня глаза:
– Ты действительно уверена, что мама приедет?
– Я? Ну… да. Да, верю, – отвечаю я.
– Конечно, она приедет, – раздраженно говорит Мэйби. – Она уже несколько месяцев планирует это сделать. Вопрос практически решен, остались технические детали.
Агнес молчит.
– Мы можем попробовать ей позвонить, – предлагаю я. – И на этот раз ты, Агнес, сможешь с ней поговорить.
Агнес снова клацает магнитами.
– Не обязательно, – бормочет она, глядя в пол.
Мэйби хмыкает.
– Хорошо. Если ты не веришь, что мама приедет, можешь идти. Мы с Радой спланируем все без тебя.
С расстроенным видом Агнес встает с пола, собирает магниты и идет к люку. Ненавижу, когда Мэйби и Агнес спорят, потому что я оказываюсь ровно посередине между ними.
– Нет, останься… – умоляю я, но Агнес уже подходит к люку.
Перед тем как открыть люк, она на секунду останавливается и говорит:
– А мне хотелось бы, чтобы мисс Ривера сказала папе «да».
Я охаю от ужаса.
– Агнес!
Мэйби вскакивает на ноги.
– УБИРАЙСЯ! – кричит она.
– Хорошо! – жеманно отвечает Агнес и открывает люк. – Я в любом случае не хочу здесь находиться.
Лицо Мэйби моментально краснеет.
– УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ!
– ДЕВОЧКИ! – слышим мы снизу папин крик.
Мы одновременно кричим ему в ответ:
– ВСЕ ХОРОШО!
– ВСЕ В ПОРЯДКЕ!
– У НАС ВСЕ НОРМАЛЬНО!
Папа не отвечает. Это хорошо. Агнес сходит вниз по лестнице, Мэйби с грохотом захлопывает за ней люк, падает на кровать и, драматично прикрыв глаза рукой, изображает, как она страдает.
– В голову не лезет, что она здесь устроила, – говорит Мэйби. – Я же говорила тебе, что не надо ничего ей рассказывать. Меня ужасно раздражает ее привычка делать так, чтобы ее слово было последним. Она такая же, как папа.
– М-м-м, – мычу я. – Ага.
Я раздумываю, как поступить. Я нужна Мэйби, чтобы она могла высказать свои чувства по поводу папы и Агнес. Агнес наверняка ждет меня внизу в лаборатории, чтобы пожаловаться на Мэйби и высказать недовольство поведением мамы. Так на чьей же я стороне?
– Мне надо делать домашку, – говорю я и резко встаю.
