* * *
Роза Карловна снисходительно взглянула и величественно переступила порог, позволяя Израилу поддерживать ее под локоток. Она окинула взглядом помещение, покачала головой и, глубоко вздыхая, уселась в кресло.
– Да, да, да. Кому сейчас легко, – озабоченно проговорила она. – Но! Изенька, ви живой, здоровый, и это значит, что вас ждет доход и процветание. Поверьте мне, я знаю, что говорю. Работайте и зарабатывайте на красоте. Только она спасет мир и всех нас.
– На это и рассчитываю. Я могу вам предложить журнал с прическами или окунемся в прошлое?
– «Марлен Дитрих» меня вполне устроит, – произнесла Роза, внимательно рассматривая свое изображение в зеркале. Повернув голову направо, потом налево, она похлопала себя по отвисшему подбородку, затем быстрыми легкими постукиваниями пальцев пробежалась по щекам и, дойдя до глаз, растянула кожу век в разные стороны, придавая взгляду таинственность. – Да, красота ускользает, и годы нам не друзья. Раньше я была молода и красива, а теперь только красива, поэтому доверимся «Марлен», мой друг.
– Роза Карловна, уважаю ваш вкус и верность стилю. Значит, делаем косой пробор и пускаем мягкую волну, переходящую в завиток на концах. Или все же перманент?
– Да ви интриган! Но за это я вас ещче больше уважаю. Дорогой мой, конечно же, перманент. На сегодняшний день это практично. К тому же пышная прическа замечательно смотрится с маленькой шляпкой. Оставим «Марлен Дитрих» до лучших времен, и пока ви накручиваете коклюшки, я вам задам деликатный вопрос. Ви уже коммунист?
– Товарищ Роза спрашивает за поговорить или имеет конкретный интерес?
– Изенька, пока ви воевали на фронте, за это время могло многое измениться, а у меня работа.
– Так вам есть-таки что сказать, а вы молчите!
– Ну не могла же я сразу, хотя сами понимаете, что сваха – это навсегда, и никакие пули с фугасами не заставят меня безмолвствовать. Понимаете, к вам приходит много дам, и все хотят поговорить за счастье. Изя, если ми с вами объединимся, то сможем сделать хороший гешефт
[1], а город немножечко счастливее. Скажу вам по секрету, несмотря на трудное время и большой дефицит приличных мужчин, их у меня есть. У Розы все под карандаш, и пусть это вас не сомневает.
На этой фразе Роза Карловна нащупала ногой сумку, которая лежала возле кресла, и, не желая отвлекать мастера от работы, решила достать ее сама. Не успел Израил предложить ей помощь, как Роза с акробатической легкостью носком левой туфли подцепила ридикюль за ручки, после чего для удобства перекинула на правую и начала медленно поднимать согнутую ногу, чтобы можно было дотянуться до нее рукой.
Изя прекратил накручивать коклюшки и замер от удивления, а еще больше оттого, что по мере изменения высоты подъема в зеркале все отчетливее появлялось отражение обнаженного тела и шелкового нижнего белья розового цвета, обрамленного по краю тонким кружевом. «Похоже, у старушки дела идут лучше, чем я ожидал», – сделал вывод мастер и стыдливо отвел глаза, дабы не смутить ничего не подозревающую Розу Карловну. Поставив сумку на колени, она недолго в ней порылась и вытащила пухлый конверт, перевязанный атласной лентой.
– Вот! Вот, Изенька, что я хотела вам показать. Ви только посмотрите, какие красавицы ждут своего счастья: Рахиль, двадцать девять лет, брунетка, замужем не была, рост сто пятьдесят восемь, а самое главное – приятной полноты. Взгляните теперь на эту фотографию. Какая экзотика! Гюзель, тридцать два года, рост выше среднего, с уважением относится к иудеям и всем сердцем желает стать женой одного из них. Единственный нюанс – это пятилетняя дочь. Красавица? Я тоже так считаю. Так, а это кто у нас? «Увы, уже пятьдесят, но я их совсем не ощущаю». Пардон, это мое фото, – произнесла Роза Карловна и, шустро спрятав картотеку в ридикюль, перевела разговор на другую тему:
– Ви не думайте, Изенька, что было трудно только на фронте. Мы здесь без дела тоже не сидели. Раз уж зашел такой разговор, то мне нужен ваш совет. Ви, конечно, понимаете, что, когда пришли немцы, жизнь в городе не закончилась, и нам было-таки чем заняться. Так вот, в соседнем доме, справа от меня, квартировался вражеский офицер. Ничего не могу сказать о нем плохого. Хоть и немец, но очень интеллигентный мужчина и руководил ихней немецкой хозяйственной частью. Так вот, стал он мне знаки внимания оказывать, и чем дальше, тем больше. Сами понимаете, что женщчина я привлекательная и беззащитная. Как-то раз он пригласил меня к себе. Ну, я подумала, что, может быть, у него дело какое ко мне, но на всякий случай решила обратиться к контрабандисту Толе Шмуклеру. Толя человек серьезный, понял все с полуслова и со словами «Он поразит все, кроме маникюра» продал мне дамский пистолет «Беретта». Все случилось так, как ожидал Толя, и через пару часов прогулки по катакомбам мы были на румынской стороне. Так что я хотела вас спросить. Как ви думаете, меня представят к награде?
– За что?
– Как «за что»? За освобождение Одессы от фашистских захватчиков.
– Роза Карловна, вы, конечно, красавица и храбрая женщина, но я вам немножечко подскажу: в вашем случае за лучшее будет помолчать.
– Жаль, Изенька, жаль. Награда обойдет меня стороной, но ви таки правы. С этой минуты я вам ничего не рассказывала…
– Скажу больше, я уже все забыл. Волосы будем укладывать в сеточку или несравненную пышность и красоту вы сдержите шляпкой? И правильно. У вас замечательный головной убор. Я почти такой же видел на голове у английской принцессы. Жора Пикель на Привозе мне предлагал купить эту фотокарточку, чтобы показывать моду клиентам. Так я правильно сделал, что не купил. Зачем нам английская королева, когда есть вы!
– Изя, хоть ви и шутите, но делаете мне приятно, и сказать, что я вам снова рада, – это не сказать ничего.
Расплатившись за услугу, Роза Карловна еще раз подошла к большому зеркалу, внимательно себя осмотрела со всех сторон, подкрасила губы и абсолютно счастливая направилась к выходу. Потом как бы невзначай обернулась и произнесла:
– Израил, ми с вами договорились. Не забывайте, делайте мицвот
[2], сообщайте всем заинтересованным женщчинам и мужчинам, что у Розы Карловны есть все, о чем они мечтают. Любовь – она не просто так, ею надо заниматься. И не слушайте тех, кто говорит, что деньги – это зло. Зло, Изенька, так быстро не кончается.
– Как я вас понимаю, мадам Гольд! Мы с вами начинаем гешефт и должны быть готовы к тому, что у нас все получится, – произнес Израил, улыбаясь. – Хорошего вам дня, Роза Карловна, и будьте мне всегда здоровы.
Провожая Розу Гольд, Израил увидел пожилого мужчину с потертым коричневым саквояжем, сидевшего на скамейке у входа в парикмахерскую.
– Вы ко мне? – поинтересовался мастер.
– И только к вам, Израил Гершевич.
