Неожиданно за спиной у Клемми раздались мягкие шаги – она повернулась, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди. Слова теснились и застревали в горле. Я просто пойду впереди, чтобы ты мог последовать за мной. У меня есть план, Илай, вот увидишь. Но это была лишь полусонная Бетси, стоящая у двери, ведущей в спальню. Клемми быстро опустилась перед ней на колени, стараясь ее успокоить. Бетси зевнула, и Клемми ощутила неприятный запах из ее рта – зубы у девочки были поражены кариесом.
– Пока, Клем, – пробормотала Бетси, снова зевнула и потерла глаза.
Клемми крепко обняла малышку, не имея понятия, как та проведала о ее предстоящем уходе. Но Бетси не требовалось задавать вопросов. Поцеловав девочку в лоб, Клемми приложила палец к губам. Бетси сонно кивнула и повернулась, чтобы уйти. Затем она замешкалась на мгновение и протянула свою куклу Клемми. Клемми не могла сказать: «Оставь ее себе» – и потому лишь слегка покачала головой, но Бетси кивнула и сунула куклу ей в руки. Клемми взяла ее и наклонила голову, выражая благодарность. Потом она прокралась по коридору, вышла на улицу и, закрывая дверь, за которой крепко спал Илай, почувствовала, как заныло у нее сердце. Мысль о том, как он огорчится, узнав о ее исчезновении, едва не заставила Клемми передумать и вернуться. Но она не могла остаться, и у нее был план.
* * *
Ежедневные визиты Нэнси на могилу Алистера, где она возлагала цветы, успели принять характер устоявшейся традиции, напоминающей еженедельный ритуал посещения могилы брата. Такая же могила и, конечно, под такой же каменной плитой. Ирен была ненавистна мысль о том, что Алистеру приходится лежать рядом с полуразложившимися, изъеденными червями останками. Она задавалась вопросом, сколько должно пройти времени, прежде чем эти ежедневные визиты станут еженедельными, и что подтолкнет Нэнси к этому решению. Старая леди спускалась с холма после завтрака с только что срезанными цветами, чтобы добавить их к тем, что уже лежали на могиле. Потом она принималась тщательно обрывать пожухлые листья и увядшие лепестки. В саду розы заканчивались. Остались только те, которые уже начали осыпаться. Ирен уже жалела, что однажды утром спросила, не может ли она присоединиться к Нэнси. Та ей это позволила, но теперь получалось, что нужно ходить каждый день, и новоявленная вдова ощущала фальшь, изображая горе, которого не чувствовала. Пока они шли туда и обратно, Нэнси вела с ней неспешные разговоры, и, если Ирен собиралась остаться на Усадебной ферме, по крайней мере на некоторое время, ей нужно было поддерживать эту странную полудружбу. Возвращение к злобе и презрению первых дней было бы слишком мучительным.
– Алистер когда-нибудь рассказывал вам о том, как заблудился неподалеку от фермы? – спросила Нэнси тем утром. – Ему было всего около десяти лет, но, как вы понимаете, он был уже достаточно взрослым, чтобы найти дорогу домой. Я отправилась на поиски после пяти, когда он не пришел на чай, и обнаружила его сидящим под одной из живых изгородей. Он ревел в три ручья. – Она вздохнула. – И знаете, первое, что он сделал, – это извинился за то, что заставил меня волноваться. Мой дорогой, глупый мальчик. Я сделала ему строгий выговор. Теперь, конечно, сожалею об этом.
– Уверена, он понимал, что вы сделали это из лучших побуждений, – сказала Ирен. – Однажды я спряталась от родителей. В тот день у няни был выходной. Я залезла под кровать в гостевой комнате наверху. Мне было тогда около семи, я полагаю. Искать никто не пришел. Меня сморил сон, и было уже темно, когда я спустилась вниз, уверенная, что все меня разыскивают.
– Неужели никто не заметил, как вы исчезли? – Нэнси вздохнула.
– Именно так, – отозвалась Ирен. – Это было для меня уроком относительно моей собственной значимости. Я бы предпочла, чтобы меня отругали, уверяю вас.
Она открыла маленькую железную калитку, ведущую в церковный двор, и придержала ее для Нэнси.
– Я заметила, что ваша мать так и не доехала сюда, на ферму. Довольно короткий визит.
– Да. Но он показался мне достаточно долгим, – заметила Ирен.
– Тогда вам повезло, – отозвалась Нэнси и усмехнулась. – Так ей и надо.
Потом она погрузилась в молчание, которое всегда охватывало ее на кладбище, и Ирен присела на скамейку, борясь с желанием подставить лицо солнцу, чтобы понежиться под его лучами.
Когда они возвращались, Нэнси помрачнела, ушла в себя, и Ирен попыталась вывести спутницу из этого состояния.
– Пудинг рассказывала вам о другом убийстве, которое произошло много лет назад? – произнесла Ирен и тут же пожалела об этом.
Нэнси подняла голову, и ее глаза сверкнули гневом.
– Да, и я уже теряю всякое терпение с этой девчонкой, – проговорила Нэнси. – Почему она не может просто смириться с тем, что произошло, как смирилась я, и позволить нам всем спокойно жить дальше?
– Полагаю, она слишком любит своего брата, – осторожно заметила Ирен, радуясь тому, что не рассказала о своей роли в тайном расследовании девушки.
Нэнси вздохнула:
– Это так. Конечно, так. – Она покачала головой. – Возможно, я вела бы себя таким же образом, если бы мой собственный брат совершил нечто подобное. Но дело в том, что никто не в силах понять человека, так же раненного в голову, как юный Дональд. Или предугадать, на что тот способен. Кто знает, почему мальчик это сделал? Причиной могло стать то, что Алистер поговорил с ним об уничтоженных розах. Вероятно, он даже предложил ему поискать работу в другом месте. Но возможно, к нему просто пришла какая-то странная мысль. Нам не дано узнать, что его толкнуло на это.
– Но вам не кажется странным, что убийство Алистера так похоже на то, давнее, которое случилось много лет назад?
– Все, что произошло, вообще очень странно.
– Да, но…
– Я не хочу больше слышать об этом, – отрезала Нэнси, и Ирен прикусила язык.
Не было никакого способа заставить Нэнси почувствовать ту вопиющую несправедливость, которую Ирен ощущала в связи со смертью Алистера. По мнению Нэнси, убийца ее племянника находится в тюрьме и готов понести заслуженное наказание. Ее горе было всепоглощающим и не оставляло места для более здравых суждений. Ирен посмотрела на окружающие ее бескрайние зеленые поля, поросшие ромашками, лютиками и клевером, и ей представилось, что лето было всегда и продлится вечно. Эта мысль часто возникала у нее, когда она была ребенком. А еще ей почудилось, что время в Слотерфорде замедлило свое течение – как будто случившееся отгородило его от остального мира.
Пудинг постучала в дверь после обеда, и, к удивлению Ирен, Нэнси пригласила ее войти, посидеть с ними и съесть немного мороженого, к которому сама едва притронулась.
– Флоренс будет дуться, если оно вернется на кухню, – проговорила она.
– О, спасибо, – поблагодарила Пудинг, но Ирен видела, что мороженое интересует ее меньше всего.
Девушка с покорностью съела немного, но глаза ее блуждали по комнате, а тело было напряжено. Ирен боялась, что Пудинг скажет лишнее, и молила Бога, чтобы та держала рот на замке, пока Нэнси не покинет комнату. У Ирен появилось ощущение, будто она и Пудинг шарят багром по дну очень глубокого и старого пруда, и ей стало не по себе при мысли, что они могут вытащить на поверхность предметы, чудовищные, ужасные, которые совсем не понравятся окружающим. Она знала: им с Пудинг уже не остановиться, но ей не хотелось, чтобы кто-то увидел их за этим занятием.
