Она покачала головой и посмотрела на Пудинг.
– Все перечисленное не очень-то тянет на вескую причину выйти замуж, верно? – уставившись в пол и немного покраснев, проговорила Пудинг. – И кажется не слишком честным по отношению к Алистеру, – добавила она тихо.
– Ты права, – согласилась Ирен. – Но, по крайней мере, он не был в неведении. Все разворачивалось у него на глазах, он все знал, тем не менее женился на мне. Возможно, не только из-за любви, а еще из желания помочь.
– Да уж, – вздохнула Пудинг. – Это похоже на Алистера. Неудивительно, что мисс Хадли не слишком вас привечает. Бутерброды остались? Жутко хочется есть.
– Их у нас тонны, они в кладовке. Бери сама.
Пудинг вернулась к столу с серебряным блюдом, накрытым полотенцем, под которым лежали разнообразные сэндвичи – с лососем, огурцами, сыром. Она с нетерпением взяла один из них, а потом посмотрела на Ирен.
– А вы не хотите? – спросила Пудинг.
Ирен пожала плечами и взяла сэндвич с сыром, скорее из вежливости, чем оттого, что проголодалась. Но его вкус показался ей восхитительным, и желудок благодарно отозвался на угощение. Поэтому она взяла еще один.
– Как видишь, – сказала Ирен, – несмотря на то что я не любила мужа так, как он того заслуживал, у меня не было причин желать ему смерти. Он меня спас. И это был мой единственный шанс.
Пудинг кивнула.
– Полицейский сказал, что вы, возможно, соблазнили Донни и подговорили его убить мужа, – сообщила она.
– Что?
– Навряд ли он действительно так считает. Но возможно, он все-таки не исключает этого. Понимаете, мне сперва показалось, будто он поверил мне, когда я сказала, что убийца не Донни. Но он просто решил, что Донни не мог действовать в одиночку.
– Но ты ведь в это не веришь, правда? В то, что касается меня и Донни?
– Нет, – без колебаний ответила Пудинг. – Даже если бы вы были королевой Титанией
[71], он все равно ради вас не причинил бы Алистеру вреда. Я… сожалею, что обвинила вас. Теперь это кажется мне глупым. Все, чего я хотела, – это дать всем понять, что убийца не Донни. Но это не сработало. Даже когда суперинтендант Блэкман предположил, что вы причастны к убийству, он все равно считал, что Донни был вашим сообщником. Похоже, мои попытки убедить полицейского в обратном оказались пустой тратой времени.
Они взяли еще по сэндвичу и некоторое время ели молча. Ирен чувствовала настоящий голод и удивлялась, как долго она обходилась без еды. С крана капало, и их мысли оставались загадкой для них обеих. Ирен посмотрела на девушку, сидящую напротив, и попыталась представить, как тяжело той пришлось в последнее время.
– Сколько тебе лет, Пудинг? – спросила она.
Пудинг слегка улыбнулась.
– Собственно, сегодня мне исполнилось шестнадцать, – сообщила она. Ее плечи поникли. – Мои родители забыли. Не то чтобы я их виню. Я сама почти забыла об этом.
– О, это… – Ирен умолкла, не желая говорить «прискорбно» или «трагично». – Это печально, – выбрала она более умеренный вариант.
– Я не думаю, что этот день рождения мне захочется вспоминать, – тихо проговорила Пудинг.
Ирен потянулась за следующим сэндвичем.
– Так вы мне поможете? – неожиданно спросила Пудинг в порыве отчаяния, и ее лицо просветлело.
– Но что я могу сделать? – с тревогой спросила Ирен, чувствуя себя плохо подготовленной к тому, чтобы стать союзницей этой девушки. Ей как-то не верилось, что она может оказаться полезной кому-либо.
– Узнать, кто на самом деле убил Алистера, конечно. И доказать невиновность моего брата.
– Но я… не знаю, как это сделать, – пробормотала Ирен, и Пудинг снова опустила плечи.
– Вот и я тоже, – прошептала она.
Они оставались за столом до тех пор, пока не съели все сэндвичи и птифуры и пока усталость не дала о себе знать. Уже начали петь птицы и небо порозовело на востоке, когда Пудинг, не раздеваясь, упала в кровать в комнате для гостей и заснула прежде, чем ее голова коснулась подушки. Ирен понаблюдала за ней какое-то время, отметив, что во сне девушка выглядела еще моложе. Кожа у нее была гладкой и прозрачной, густые локоны разметались по подушке, рот слегка приоткрылся. В ней одновременно было и что-то ангельское, и что-то земное, странная смесь сильного характера и невинности. Затем Ирен прошла в спальню, которую так недолго делила с Алистером; от вина голова у нее все еще немного кружилась, но, прежде чем уснуть, она неожиданно поняла, что теперь чувствует себя немного лучше, чем раньше.
7. Докопаться до сути
Хорошая погода стояла так долго, что ее уже начали воспринимать как должное. Не было никакой необходимости приглядываться к приметам вечером, чтобы узнать, какое наступит утро. Затяжной дождь, пролившийся в день убийства Алистера, представлялся противоестественным, так же как и сам факт его смерти. Говорили, что это был ответ природы на убийство. Теперь, однако, на нее можно было положиться. Голубое небо, высокие белые облака. Река день ото дня становилась все мельче, и ее течение замедлилось, словно она устала. Казалось, долина Байбрука притихла. Птенцы оперились, встали на крыло. Период гнездования закончился, и хор певчих птиц в рассветные часы уже не был таким дружным. Болотные бархатцы, растущие вдоль берегов реки, выглядели не такими свежими, как в начале лета. Слотерфорд изнывал от зноя. Его жителям было жарко, и они ничего не делали в спешке. Теперь, когда пора сенокоса прошла, а время убирать урожай еще не подоспело, можно было не торопиться. В прошлые времена выработка бумаги снижалась, когда уровень воды в реке падал, но сейчас, обзаведясь котлами и парогенераторами, фабрика не зависела от Байбрука и производство вернулось к обычному ритму через несколько дней после похорон Алистера. Джордж Тернер руководил повседневной работой, как и раньше, а когда возникала ситуация, в которой решение прежде принимал Алистер, приказчик советовался с Нэнси, и та позволяла ему поступить так, как он считает нужным.
Ревень, росший на задворках коттеджа Родник рядом с уборной, вымахал Пудинг по пояс, и некоторые его листья достигали двух футов в поперечнике. Их стебли стали пурпурными и слишком жесткими, чтобы их можно было употреблять в пищу. В прохладной тени под ними слизни пировали на сырых гниющих останках отмерших растений. Весь сад пересекали их серебристые следы – и улиток тоже. От хост
[72] и гвоздик остались жалкие объедки. Луиза Картрайт больше не заботилась о том, чтобы продолжать войну с пожирающими цветы тварями, – однажды она собрала их в ведро, спустилась в долину и выпустила в живую изгородь, проигнорировав предложение Рут применить к ним более радикальные меры. В середине дня, когда солнце припекало сильнее всего, канюки начинали кружить над холмами, поднимаясь в восходящих воздушных потоках все выше и выше. Их едва слышные торжествующие крики доносились даже тогда, когда сами они были уже неразличимы для глаз. Это было великолепно.
