– Прошу прощения? – сказал Борхерт. – Семнадцать.
Кляйн медленно повел рукой с пистолетом, наблюдал, как глаз женщины следит за ним. Есть ли в его движениях признаки разумной жизни? Или в самом глазу? Она еще человек? Человечнее самого Кляйна?
– Вам наскучило, мистер Кляйн?
– Нет. Я все еще здесь.
– Что вы там делаете?
– Ничего. – Кляйн наблюдал за глазом сиделки. – Как насчет паралича? Считается за ампутацию?
– Шестнадцать и пятнадцать, мистер Кляйн. Вы надеетесь на религиозное просвещение? Паралич – это тень и разновидность ампутации, следующая по угодности. Мы не принимаем паралитиков в свои ряды, но хорошо к ним относимся. Где-то же надо проводить черту, мистер Кляйн.
– Ясно. – Кляйн следил за глазом до тех пор, пока уже не мог этого выносить, и тогда ударил женщину по лбу пистолетом. Зрачок тут же закатился и пропал.
– Но мы еще не достигли соглашения, мистер Кляйн, а вы уже исчерпали четверть своих вопросов. Спрошу еще раз: будет ли мне позволено выбрать вид собственной смерти?
– В пределах разумного, – ответил Кляйн, поворачиваясь к койке.
– Что-то быстро достижимое, в этой комнате и без фокусов? Сойдемся на этом?
– Что именно?
– Четырнадцать, – сказал Борхерт. – И снова ваше любопытство, мистер Кляйн. Скажем, я отвечу вам в конце? Когда вы израсходуете все вопросы?
Кляйн на секунду задумался:
– Ладно.
– Хорошо, – ответил Борхерт, – просто замечательно. Что вы хотите знать?
– Расскажите о Павле.
– Это не вопрос, – сказал Борхерт. – Давайте перефразируем в «Не могли бы вы рассказать о Павле?». Тринадцать. – Он снова улыбнулся. – Ах, Павел. Я так и знал, что он стоит за всем этим. Павел находился в числе верных, мистер Кляйн. Теперь он в числе павших.
– Что он за человек?
– Двенадцать.
– Так не считается, – сказал Кляйн. – Это тот же самый вопрос.
– Это уточнение к первоначальному вопросу, следовательно, не тот же вопрос. Двенадцать. – Борхерт слегка потянулся. Пластинка розовой кожи под мышкой треснула, начала истекать желтоватым веществом. – Павел любит точность и порядок. Он хочет, чтобы все было одинаково. Он верует в душеспасительную силу искусства и культуры, а также – возможно, вследствие этого, – в душеспасительные жесты ритуала. Его увлекают ритуалы поклонения – мощи, церемонии.
– Ему стоит доверять?
Борхерт разразился смехом.
– Как же можно задавать такие вопросы? Тем более мне. Кто знает, кому вообще стоит доверять, мистер Кляйн? Одиннадцать.
– Когда я тебя убью, что они сделают?
– Они – Павлы или они – мы?
– И то и другое.
– Это два вопроса, мистер Кляйн. Десять, девять. Что мы сделаем – посовещаемся и изберем нового лидера. Они – возрадуются моей смерти. Уверен, у них есть на вас планы.
– Что за планы?
– Давайте пока придержим этот вопрос, – сказал Борхерт. – Давайте доберемся до него постепенно.
– Кто займет твое место?
– Восемь. Наш процесс очень прост, мистер Кляйн. Они предпочтут человека с самым большим количеством ампутаций. В случае равного числа ампутаций остается полагаться на харизму и Божий дар. Это может быть любой из двух людей, которых можно найти на этом этаже, в комнатах, расположенных в конце коридора.
– А после них?
– После них, мистер Кляйн? Один из трех человек на нашем этаже. Семь.
– А после них?
– Шесть. Не очень-то оригинальный вопрос, мистер Кляйн. Не умеете вы играть как следует. После – следующий этаж. А после – первый этаж. Потом речь пойдет о девятках вне дома, старшим из которых, пожалуй, будет ваш бывший знакомец мистер Рамси.
– Я думал, он восьмерка.
– Восьмеркой он, разумеется, был, – сказал Борхерт. – Но уже девятка. Пять.
– Это же был не вопрос, – сказал Кляйн. – Это была констатация факта.
– Вы вытягивали информацию. А значит, это вопрос. С тем же успехом вы бы могли сказать: «Разве он не восьмерка?»
– Где живет Рамси?
– Прошу прощения?
– Где живет Рамси?
Борхерт замолчал, помялся:
– Как жаль, что я не вижу вашего лица, мистер Кляйн. Хотелось бы знать, чего вы надеетесь добиться этим вопросом. Вряд ли вы мне сами расскажете?
– Его адрес.
– Возможно, стоит прекратить партию. Просто закруглиться и позволить вам убить меня так, как вам заблагорассудится.
– Как хочешь, – сказал Кляйн.
– Мне не нравится выдавать информацию, применение которой остается для меня туманным.
– Может, я просто хочу навестить старого друга.
– Сомнительно, мистер Кляйн. С другой стороны, какое мне дело, если я буду мертв?
– Вот это другой настрой.
– И всегда остается вопрос выбора собственной смерти.
– В пределах разумного, – сказал Кляйн.
– Да. Точность и порядок во всем. Я помню об условиях, – добавил Борхерт и ответил, как найти дом Рамси. – Еще три, сказал он, закончив.
Кляйн кивнул, хотя Борхерт, конечно, этого не видел. Пистолет в ладони стал потным. Он сунул его в карман куртки, потер ладонь о штаны. Та сразу стала липкой от крови.
– Сколько человек мне придется убить, чтобы вы оставили меня в покое? – спросил Кляйн.
– Сколько? – переспросил Борхерт и улыбнулся. – Неужели вы не понимаете, мистер Кляйн, что вам придется убить нас всех? Всех до единого.
– У вас осталось два вопроса, мистер Кляйн, – сказал Борхерт. – Что скажете, вы чего-то добились? Что будете делать со всем накопленным знанием? Чувствуете ли себя полноценнее?
Кляйн ничего не ответил.
– Ну что же, – продолжил Борхерт. – Ваш ход, мистер Кляйн.
– Какие у Павлов на меня планы?
– Ах да, – сказал Борхерт. – Возвращение того, что было опущено. Разве не очевидно, мистер Кляйн?
– Нет, – ответил он.
Борхерт поджал губы:
– А вы подумайте, мистер Кляйн. Возьмите Павла. Этот молодой человек любит, когда всё на своем месте, твердо верует в ритуал и некоторые традиции старой Церкви – к примеру, так называемые мощи так называемых святых. – Борхерт улыбнулся. – У нас тоже есть шпионы, мистер Кляйн. Мы знаем Павлов от и до. Задумайтесь, мистер Кляйн, что такому человеку нужно от вас?
– Не знаю.
– Не знаете, мистер Кляйн. Подумайте. Он считает вас их мессией. Но жизнь мессии всегда неприглядна. Как же простому человеку помочь мессии, дабы Он вошел в реальность мифа незамаранным?
