– Пожалуйста, не отправляйте меня в Бристоль! Умоляю, не надо!
Оливия Палмер вздохнула и закрыла глаза. «Она тоже устала, – подумал Питер. – Ей не все равно, ей тоже плохо, когда мы ссоримся». И он зацепился за эту мысль и снова попросил:
– Пожалуйста, не прогоняйте меня. Я попрошу прощения у папы, я извинюсь перед миссис Донован…
– Никто тебя не прогоняет. Погостишь неделю у тети Терезы и дяди Фреда. И после выставки папа за тобой приедет.
Питер съежился над тарелкой, поник головой так, что темно-русая челка чуть не легла в пудинг.
– Мама, пожалуйста…
– Ты наказан, Питер. Доедай, и я тебя провожу в комнату. Вставать придется рано, ехать далеко.
Будто кто-то задул свечу. Огонек надежды, что теплился внутри Питера до последнего, дрогнул и погас.
– Позволь мне попрощаться с Офелией, – едва слышно попросил Питер.
– Давай без траура, хорошо? Вы увидитесь через неделю.
– Мама, это мой друг. А я – ее единственный друг. Мне обязательно надо ее увидеть.
– Утром. Все утром.
Когда за мамой закрылась дверь и в замке повернулся ключ, Питер открыл окно и лег животом на подоконник. Нет, не слезть. Лестница слишком далеко стоит, а прыгать на раскидистые кусты маминой любимой розы слишком опасно. Да и куда идти, если получится выбраться из дома? Тетка Йонаса и родители Кевина приведут Питера обратно, как только он объявится у них на пороге. Идти пешком в Дувр и умолять Стива Фрейзера приютить его было уж совсем глупой затеей. А жить на иве у ручья можно только до первого серьезного дождя. Да и как выжить, когда не умеешь готовить, охотиться и строить хоть что-то, кроме шалаша? Можно утащить у отца плащ-палатку и котелок и питаться рыбой, но надолго ли хватит терпения? Питер грустно усмехнулся, вспомнив сказку про трех поросят. – Не братьями они были, – вздохнул он. – Скорее, отцом и сыновьями. Папа умел строить настоящий дом, а дети – только шалаш из палок. Нет, конечно, никуда он не сбежит. Это только Йонас смог пройти через две страны и перебраться через пролив. Потому что Йонас – это Йонас. Почти герой комиксов. Или как Джеймс Бонд, только молодой совсем. Питер включил настольную лампу, вытащил из стопки чистый лист бумаги и принялся выводить подаренной отцом авторучкой: «Йон, привет! Я здорово разозлил отца, и он отослал меня к тетке в Бристоль. Мама говорит, это на неделю. Пригляди тут за Офелией, пока я буду в ссылке. За меня не волнуйся, я в полном порядке. Кеву привет, я попробую позвонить ему из Бристоля. Пит». Он подумал и приписал: «Йон, ты охрененный друг и мировой парень. С меня значок бристольских £малиновок“
[6]. Или вымпел».
Питер сложил лист вчетверо, написал на нем имя Йонаса и оставил на столе. Разделся, забрался в кровать и уснул, обернувшись одеялом.
Утром его разбудила мама. Питер схватил адресованную другу записку, по дороге в умывальню подсунул ее под дверь комнаты Агаты. Наскоро позавтракал, положил в приготовленную сумку с вещами бумагу и карандаши. Подумал и добавил библиотечную книгу про оттудышей, которая показалась ему самой правдоподобной. Остановился у окна: на улице собирался дождь, у ворот уже урчал мотором отцовский «Силвер Клауд».
– Питер! – услышал мальчишка. – Спускайся быстрее!
Он подхватил свои вещи и со всех ног понесся в нижнюю гостиную. Распахнул дверь, бросил сумку на лестнице, щелкнул выключателем подсветки и подбежал к иллюминатору.
– Офелия! – позвал он, ударив ладонью в стекло. – Офелия!
Он не думал, что она услышит: Офелия по утрам любила поспать, появлялась обычно часов в десять до полудня. Но в этот раз она не спала. Мелькнул в мутноватой тьме знакомый белый силуэт, и вот уже русалочка радостно закружилась у окошка, помахала рукой Питеру.
– Я уезжаю, – только и смог сказать он. – Ты береги себя, пожалуйста. К тебе Йонас заглянет. Не надо его бояться, он мой друг.
Офелия склонила голову набок, подплыла к стеклу вплотную. «Она меня не слышит, – подумал Питер грустно. – Может, это и хорошо даже». Русалка попыталась заглянуть ему в лицо, забеспокоилась. Мальчишка бессильно оперся о стекло ладонями, поник головой. Целая неделя… За это время может случиться все что угодно.
«Нет. Она не должна видеть меня таким… заплаканным и слабым. Я должен быть сильнее! Я ее друг и защитник!»
– Ничего не случится.
Он заставил себя улыбнуться и посмотреть в черные глаза девочки-цветка. Офелия по ту сторону окна касалась его ладоней тонкими пальцами. И тоже улыбалась. Как отражение.
– Я с тобой. Питер и Офелия – друзья. Я к тебе вернусь, понимаешь?
Она кивнула, повела ушками. Их ярко-розовые кончики реяли в воде, как знамена над замком. Питер поднял вверх большой палец, улыбнулся как можно теплее и искреннее:
– Выше флаг, Офелия! Я тебя не брошу! Мы скоро увидимся, друг.
Глава 32
Бристоль встретил их скучным, не по-летнему холодным дождем. «Силвер Клауд» петлял по узким, закованным в каменную броню улицам, изредка выбираясь на побережье реки Эйвон и проезжая мимо маленьких скверов. Питер полулежал на заднем сиденье, прижавшись щекой к скрипучей коже, и тоскливо думал о том, как хорошо было бы, если б прямо сейчас раздался громкий хлопок, и отцовская машина попала бы в какой угодно мир, лишь бы там не было этого города.
«Можно даже к динозаврам, – думал мальчишка, провожая безучастным взглядом очередную улицу с серыми домами и спешащих людей под пестрыми зонтиками. – Пусть съедят – и все. А можно и к оттудышам. Чтобы папа увидел, насколько он в них ошибался».
Серая череда домов сменилась зеленым массивом: ехали мимо парка. Питер подумал о том, что Лу понравилось бы, когда вокруг много деревьев. И что вообще было бы здорово, если бы пикси… да и не только пикси жили свободно в мире людей.
«Они никому не мешают. У них свой уклад жизни, им не нужны ни города, ни деньги. Йон говорил, что там, в своем мире, пикси живут на больших деревьях. В реках – русалки, на заливных лугах и в камышах – келпи. Интересно, а кентавры где? В лесах или на равнинах? Что им нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности? Наверное, подобие жилища. Может, пещеры? Может, они что-то сами умеют строить?»
Убаюканный размеренными мыслями, Питер задремал. А когда проснулся, понял, что они приехали. Отец вышел из авто первым, взял сумки Питера из багажника и исчез в подъезде пятиэтажного дома, фасад которого до второго этажа был увит диким виноградом. Питер перегнулся через сиденье и зашептал, обращаясь к водителю:
– Тревор, давайте сбежим? Пожалуйста… Отвезите меня обратно, я вас очень прошу! Я вам отдам все, что у меня в копилке… Я же тут умру от тоски. У меня здесь ни друзей, ни…
– Я бы рад, – развел руками Тревор. – Но за подобное меня уволят и посадят в тюрьму. Это же будет расцениваться как угон с похищением ребенка. Прости, парень. Ты не горюй. Может, все тут вовсе не так и плохо.
