Лу коротко чирикнул, перебежал туда, где лежала на столе стопка библиотечных книг, и указал сперва на рисунок Питера, потом на книгу.
– Ты умняха, – кивнул Питер. – Там тоже есть картинки, да. Йонас читал тебе книжки?
Услышав имя Йона, Лу замер, заозирался, нежно посвистывая. Питеру стало ужасно неудобно.
– Извини. Я тебя верну ему, как только увижу. Я знаю, что ты скучаешь, мелкий. Давай покушай и полезай спать в коробку. Придется тебе прятаться там. Прятаться. Помнишь?
Лу мгновенно присел, подобрав под себя тоненькие лапки, накрылся здоровым крылом и стал похож на странный фиолетовый камень.
– Не очень у тебя с маскировкой, – покачал головой Питер. – Но сойдет. Лу, кушай. И доспим хоть часок.
Пикси развернулся, подскакал боком к тарелке и принялся за еду. На то, чтобы расправиться с принесенными продуктами, у него ушло от силы минуты три. Он с удовольствием чавкал, набивая полные щеки, постанывал, показывая, как ему вкусно. А когда ел пирог, еще и глаза закатывал. Питер смотрел на него и чувствовал, что тоже голоден. И на завтрак готов есть даже гадкую овсянку.
Когда Лу доел, Питер отнес его в картонку под кроватью.
– Прячься. Я скоро уйду. И пока я сам за тобой не вернусь – ни звука, – строго велел он синепузому и улегся под одеяло досыпать.
Разбудил окончательно его опять же Лу. Малыш пританцовывал на одеяле, хныкал. Питер сперва не понял, сонно уставился на него:
– Лу, я кому велел сидеть тихо! – И внезапно понял: – Ой, тебе же в туалет надо, да?
Он подхватил пикси, сунул его под пижамную куртку и, зевая, вышел из комнаты. Встретил маму.
– Доброе утро, милый. Рано ты сегодня проснулся. Умывайся и спускайся к завтраку.
– Да-да, я как раз иду в умывальню! – поспешно закивал Питер, чувствуя, как любопытный Лу старается вылезти из-за шиворота пижамы.
В уборной мальчишка выпустил пикси в ванну.
– Писай, я отвернусь, – пробормотал он и отошел почистить зубы.
В ванне Лу не понравилось. Он скромно пожурчал над сливным отверстием и принялся прыгать, стараясь ухватиться лапками за край и выбраться. Укрепленное проволокой крыло трепетало за спиной, Лу гримасничал, и видно было, как ему хотелось бы взлететь. Питер брызнул на него водой с зубной щетки и шикнул:
– Ну-ка, потише! Вдруг кто сюда заглянет?
Лу посмотрел на него обиженно и сел на дно ванны, подобрав паукашки. Мальчишке даже стало немного неудобно перед ним. Он прополоскал рот, убедился, что дверь в умывальню закрыта на задвижку, присел на корточки и пообещал:
– Я отнесу тебя к Йонасу. Пожалуйста, потерпи. Да, я не лучший друг для тебя, но я стараюсь, чтобы тебе у меня хотя бы было спокойно и сыто. Пожалуйста, не шуми. Тебе же не хочется обратно в клетку, из которой ты сбежал?
В ответ раздалось умильное щебетание, и круглую мордочку пикси озарила широкая острозубая улыбка. А дальше Питер не поверил своим глазам: синепузый малыш сжал лапку в кулак и оттопырил большой палец.
– Ух ты! Это ты у Йонаса подглядел, умняха? – изумился Питер. – И, похоже, ты меня понимаешь куда лучше, чем мне кажется. Хватайся за меня, пора обратно в комнату, прятаться.
Отец и Ларри уехали в Лондон по делам. Пока мама и Агата собирали завтрак, Питер спустился в нижнюю гостиную. Здесь лучше думалось и рядом была Офелия. Сейчас ее не было видно – русалочка спала в гротах, но Питер все равно ощущал ее присутствие. Он присел напротив круглого окна, подложив под себя подушку с дивана, и прошептал, как будто другу на ухо по секрету:
– Привет. Еще раз спасибо тебе за то, что позвала меня вчера. Лу в порядке. Думаю, как передать его Йонасу. Вот бы мама разрешила прогуляться в деревню… Но велосипеда мне точно не получить до возвращения папы. Вот бы мне снова позволили съездить в Дувр! Там в магазине игрушек есть так много того, что могло бы тебя порадовать. И даже лошадка. Если меня не отпустят одного, попрошу Ларри со мной съездить. – Он помолчал, скользя взглядом по ровному ряду корешков книг на полке, и добавил: – Если только он опять не смотается к своей Бетти.
Но никого ни о чем просить не пришлось. К полудню пожаловали неожиданные гости: Йонас, сопровождаемый Конни Беррингтон. Питер, когда услышал голос друга во дворе, подскочил на месте, рассыпал на пол цветные карандаши и рванул из комнаты, топоча как стадо слонов. В прихожей он едва не сбил с ног торжествующую Агату.
– Йон! – завопил мальчишка, увидев сидящего на скамейке рядом с мамой и теткой понурого друга. – Да черт возьми! Вернулся!
Он кивнул, глядя себе под ноги. Питер поглядел на него, заметил новую чистую рубашку и строгие брюки, так нелепо выглядящие со стоптанными кроссовками, а когда Йонас поднял голову, Питер рассмотрел исцарапанную щеку и разбитую распухшую губу. Кулаки у Йона тоже оказались сбитыми. «Нелегко ему пришлось», – с грустью подумал Питер. И вернулся он совсем другим. Будто что-то в нем надломилось. Ребята обнялись, Йонас хлопнул Питера по спине и процедил сквозь зубы:
– Вернули.
– Ох, – спохватился Питер. – Здравствуйте, мисс Беррингтон.
– Здравствуй, – кивнула Конни и вернулась к разговору с миссис Палмер: – Я понимаю, что теперь мало кто вообще возьмет его на работу после такого. Но я очень хотела бы попросить вас принять его хотя бы на испытательный срок. Осенью я определю его в интернат в Бристоле.
– Даже не волнуйтесь, – мягко сказала Оливия Палмер. – Йонасу у нас всегда рады. Если он все еще хочет помогать мне с садом, я буду только счастлива. Что скажешь, милый?
– Спасибо, миссис Палмер, – сдержанно произнес мальчишка. – Я вам очень признателен.
– Скотина ты неблагодарная, – прорычала Конни, буровя племянника злым взглядом. – Надо было тебя обратно отправить, в Германию. Причем сразу же!
У мамы Питера между бровей залегли морщинки. Как будто дунул холодный ветер, вызвав рябь на спокойной воде.
– Миссис Беррингтон…
– Мисс!!!
– Конни, – с нажимом произнесла миссис Палмер. – Йонас нам ничего плохого не сделал. Ничего не испортил, ничего не украл. И я о нем слова дурного не скажу. И вас попрошу воздержаться. Хотя бы на время, пока вы мои гости. Я надеюсь, вы не откажетесь от чаю? Мы с вами побеседуем, да и мальчикам наверняка есть о чем поговорить. Агата, милая, поставь, пожалуйста, чайник.
Питер и Йонас подорвались с места, как по команде.
– Мы будем в оранжерее! – крикнул Питер, уже исчезая в дверях дома.
Пока ребята поднимались по лестнице, Йон молчал. И Питер чувствовал, что это молчание – вовсе не от того, что ему нечего сказать. Так бывает, когда внутри тебя долго болит, потом становится на время легче – и болезнь возвращается. И ты полон не планов на будущее, а пепла от того, что не сбылось, не сложилось, перечеркнуто чьей-то недоброй, жестокой волей. И поезд, который должен был увезти тебя туда, где все случилось бы иначе, скрывается вдали.
