– Какие красивые у нее лапки, – присев на корточки рядом с Питером и русалкой, произнес Кевин.
– Лапки – это у собак, – напряженно отозвался Питер. – У нее руки и ноги. И она вся красивая.
Он вытащил из кармана куколку, показал ее Офелии и вложил ей в ладонь.
– Это тебе. Видишь, кукла не боится. Она будет с тобой. И я буду, – успокаивающе произнес он и добавил: – Я никогда тебя не брошу. Питер и Офелия – друзья.
– Кевин тоже друг, – обиженно буркнул обладатель буйных темных кудрей.
– А как же без тебя, – усмехнулся Питер, не оборачиваясь.
В бак выплеснули по последнему ведру воды. Мистер Палмер с помощниками бережно подняли Офелию с земли. Русалка слабо затрепыхалась, черные глаза от страха стали просто огромными. Пока ее несли до бака, Питер шел рядом и все повторял:
– Я с тобой. Офелия, все хорошо. Сейчас будет легче, потерпи.
Он понятия не имел, понимает ли она его слова, но точно знал, что интонации различает точно. Йонас советовал Питеру больше говорить с ней. Объяснял, что оттудыши впитывают эмоции – это для них важнее слов. А эмоции люди привычно выражают словами и мимикой. «Болтай с ней о чем, хочешь, Пит, – сказал Йонас в ночь накануне отъезда на выставку. – Спокойный тон и твой голос сам по себе для нее – лучшее лекарство. Уж поверь. Я знаю, как они воспринимают мир».
Вода в баке плеснула через край, принимая русалку. Офелию освободили от сетей, и она сразу нырнула на дно.
– Отлично, – произнес мистер Палмер. – Закрываем крышку и поехали!
На бак приладили крышку, закрыли ее, припечатав хитрыми замками и тщательно заперев последнее крепление ключом. Отец Питера махнул рукой, и пара его крепких помощников-рабочих покатила бак к воротам, где уже сигналил грузовик. Питер и Кевин поспешили на улицу, где их ждала тренерша и миссис Палмер – обе в нарядных платьях, с изящными сумочками в руках.
– Мальчики, садитесь в папину машину, – замахала рукой Оливия Палмер. – Питер! Давай скорее. Там на заднем сиденье еда в корзине для пикника.
– Я поеду с Офелией, мам. Я должен быть с ней, – покачал головой ее сын.
– Не стоит. Бак надежно закрепят, не волнуйся. К тому же в кузове сильно трясет, – отметил подошедший Леонард Палмер.
– Я должен быть с ней, – упрямо повторил Питер. – Ей страшно, она волнуется. Если она не успокоится, мы не сможем хорошо выступить.
Не дожидаясь ответа отца, он развернулся и пошел к грузовику, где рабочие уже устанавливали в кузове бак в специальные крепления на полу.
– Мистер Палмер, – обратился к хозяину усадьбы Кевин, – а сильно трясет?
– Порядочно.
Кевин поежился, будто ему было зябко, переступил с ноги на ногу, коротко выдохнул, решаясь, и побежал за Питером. Рабочие подсадили мальчишек в кузов, опустили прикрепленную к борту скамейку, и несколько минут спустя грузовик отъехал от усадьбы Палмеров вслед за роскошным «Силвер Клаудом». Ларри помахал им с балкона и крикнул:
– Счастливого пути!
Сперва мальчишки ехали молча. Привыкали к жесткой скамейке, к тряске, к тому, что на ямах и кочках их подбрасывало так, что приходилось держаться руками за скамью и бак. Вода плескалась, на особо суровых изъянах дороги выливалась из отверстия в крышке. Кевин сидел, отодвинувшись подальше: боялся намочить пиджак. Питер с трудом дождался, когда грузовик выедет на шоссе с грунтовки, встал, и, балансируя руками, подошел к баку сбоку – там, где можно было заглянуть в отверстие в крышке.
– Питер, лучше сядь, – посоветовал Кевин. – Приедешь мокрым же.
– Сейчас.
Мальчишка встал на цыпочки, оперся руками об зазубренный металлический край бака и позвал:
– Офелия, ты в порядке?
Изнутри раздался глухой стук, словно русалочка ударилась об стенку своего временного вместилища, и на поверхность вынырнула пластмассовая куколка. Тут же из воды высунулась белокожая тонкая рука с полупрозрачными полулуниями перепонок между пальчиками и ловко утащила игрушку под воду.
– Похоже, она в порядке, – бодро сказал Питер и вернулся на место.
– Наверное, ей страшно, – предположил Кевин. – И в той большой цистерне было бы куда уютнее. Этот бак похож на гроб, бр-р-р!
– И ей в нем через полстраны ехать, – сказал Питер.
– Это сколько по времени? Часов шесть?
– Если без остановок, то да. Я вчера смотрел по карте. От нас до Бирмингема двести миль. Ты взял с собой чего-нибудь поесть?
– Да, мама нарубила мне бутербродов. А вот воды не дала.
Питер усмехнулся:
– Воды у Офелии попросим. Кев, я рад, что ты едешь со мной. Честное слово, рад.
Мальчишки ударили по рукам, и Кевин затарахтел:
– А я скучал! Эти летние каникулы такие длинные и дурацкие, когда ты один! У меня были только книжки. Бабушка еще конструктор подарила. Такой, с радиодеталями. Я так и не смог ей сказать, что играл в него, когда мне было лет семь. Скукота, Палмер! В газетах ничего интересного, кроме рассказов о том, как его величество Георг Шестой с семьей путешествовал в Европу. Ни одного несчастного случая, ни одного научного открытия…
– Слушай, ты про научные открытия журнал покупал, – вспомнил Питер. – Недели две назад. Может, чуть больше.
Кевин снял очки, подышал на стекла, протер их здоровенным клетчатым носовым платком.
– В мире каждый день происходит уйма всего! – изрек он важно. – А я читаю об этом только в журнале, который выходит раз в месяц! Питер, это нечестно! Я юный пытливый ум, мне надо больше информации!
– Зачем? У тебя голова лопнет.
– Ну что ты как Йонас! – фыркнул Кевин. – Я собираюсь стать великим ученым, продолжателем дела Теслы! А вы про «голова лопнет» оба заладили… Ох… Прости, что я так про Йонаса…
Питер с трудом удержался, чтобы не пихнуть приятеля в плечо и сказать: «Кев! Да что ты извиняешься? С Йонасом все в полном порядке!» – но вовремя прикусил язык и отделался кивком.
– Ко мне тоже полиция приходила, – помолчав, проговорил Кевин. – Мама и бабушка перепугались. Отец на работе был, а то потом задал бы мне трепку.
– За что? – спросил Питер, глядя на проплывающие позади грузовика лесопосадки и крыши сельских домов.
– За то, что я знаюсь с немцем. У него принцип.
– Дурацкий принцип, – поморщился Питер. – Нет плохих наций, есть плохие люди. А Йон вообще по маме англичанин.
– Не знал, – удивился Кевин. – Я думал, он просто немецкий беженец. Он ничего о себе не рассказывал. Кто его родители?
Отвечать на подобные вопросы не хотелось. Как будто Питер был последней защитой тайны своего друга. И каждый честный ответ делал бы Йонаса все более и более уязвимым.
