«Вот и вариант, – с облегчением подумал Питер, но тут же снова нахмурился: – Стоп. А нога-то у Йонаса зажила как быстро! Он же не хромал уже на следующий день! Я точно помню, что он лазил на яблоню замазать варом сломанную ветку, спрыгивал оттуда… И ему не было больно. А вот это уже по-настоящему странно».
– Пит, иди к нам! – позвал Йонас. – Если будешь столько валяться под этой ивой – корни пустишь и превратишься в дриаду!
Мальчишка встал, отряхнул от соринок и травы шорты и пошел к друзьям. День хороший, они рыбачат, все замечательно – так зачем зацикливаться на плохом?
– Йонас, а это правда, что дриадами становятся те, кого похоронили под деревом? – спросил Кевин, близоруко щурясь.
– Не знаю. Это из разряда «тот, кто жил, как свинья, после смерти становится навозом», – откликнулся немец.
– Какая связь?
– Да никакой. Никто не знает, откуда берутся волшебные существа.
– Ну… Вроде они рождаются как-то, – почесал затылок Кевин.
– Ах-ха, «как-то». Давай прыгнем в воду, кто дальше? На «раз-два-три»?
Йон и Кевин сидели на любимой ветке Питера – мощной, перекинутой над водой, словно мостик. Оба в одних трусах, смотанные удочки лежали рядом с одеждой на прибрежных камнях.
– Питер, этот мучитель уговаривает меня спрыгнуть в ручей. – Кевин вроде как жаловался, но лицо у него было очень довольное. – Он хочет, чтобы я утонул!
– Дурак, что ли? – возмутился Йонас. – Да там всего по грудь!
– Так вода ледяная! Меня сведет и…
– И не разведет, – усмехнулся Питер. – Я туда уже прыгал, Кев. Все нормально.
Йонас встал на ветке во весь рост, крикнул: «А лучше вот так!» – и сиганул в ручей, в полете обхватив согнутые в коленях ноги. Бомбануло безупречно, окатило всех, ручей едва не вышел из берегов. Мальчишка вынырнул, поднял еще тучу сияющих в солнечном свете брызг.
– Подойдите ко мне, бандерлоги! Я выучу вас на морских волков! – прокричал он с завыванием.
Ребята рассмеялись, Кевин снял очки и протянул их Питеру:
– Подержи. Я тоже хочу так! – и с воплем прыгнул с ветки.
Плеск, брызги, хохот. Кудри Кевина намокли, распрямились, делая его похожим на девчонку.
– Кев, шапку смыло, – рассмеялся Питер, глядя на него.
– Иди сюда! – дуэтом завопили «морские волки», молотя по воде руками. – Иди сюда, мы дадим тебе тумаков!
– Нет уж! – возмутился Питер, пятясь. – Я не хочу домой ехать в мокрых трусах! А будете брызгаться – кину в вас вашими же штанами! Блюм, я твои очки утоплю, перестань! Йон, там моя снасть, уйди!
Он боязливо вытащил свою удочку, смотал, положил к двум другим и уселся рядом с ведром, в котором лениво шевелили хвостами шесть плотвиц и пескарь. Подумал было попросить улов для Офелии, но махнул рукой: пусть Кевин домой отвезет, похвалится. В конце концов, он четыре рыбешки сам выудил. А русалку папа вечером сам покормит. Питер подумал-подумал, разбежался и сиганул в заводь к друзьям, вопя:
– Я вам покажу, как пиратствовать без меня, жалкие салаги! Ну, стянутые с противника трусы считаются захваченным флотом!
– Ура! Передумал! – дуэтом заорали Йонас и Кевин. – На аборда-а-аж!!!
Ручей закипел от ожесточенного морского сражения, воздух зазвенел от воплей. Наплескавшись вдоволь и нахлебавшись холодной воды, Питер пошел сушиться на нагретых летним полднем валунах.
– Питер, – окликнул его Кевин, выбираясь на берег. – А когда выставка в Бирмингеме? Ты поедешь туда с Офелией?
И как будто солнце погасло. Питеру показалось, что весь этот прекрасный день с рыбалкой, свежей книжкой комиксов, купленными вскладчину конфетами и колыбельной старой ивы кто-то смял как рисунок. И бросил на пол, под ноги.
– Через две недели, – ответил он равнодушно. – Офелия поедет с папой и Ларри. И тренером.
Йонас тоже выбрался из воды, подошел к Питеру. Заглянул ему в лицо и спросил:
– А ты?
– А я не поеду.
Питеру захотелось отвернуться, но цепкий взгляд друга не отпускал его. Йонас смотрел на него с горькой усмешкой. Как будто ответ Питера его настолько разочаровал, что хочется плюнуть.
– А чего так? – удивился Кевин. – Первая ее выставка же! Она выиграет, я уверен! И очень хотел бы поехать сам, но меня отец не отпустит. И денег не даст, как обычно.
– Я не хочу, – сдержанно ответил Питер.
Кевин пожал плечами, поднял свою одежду и отошел в сторону переодеваться. Йонас все еще не сводил с Питера прищуренных глаз.
– Что ж ты так, Пит Упер Бисквит, – с укоризной сказал он. – Ты же ее единственный друг.
– Она меня чуть не убила! – выкрикнул Питер. – Забыл? Я что, должен теперь за ней таскаться и ныть про «мирись-мирись, больше не дерись»?
Йонас натянул на мокрое тело линялую футболку так резко, что ткань треснула. Зло блеснул глазами.
– Пит, если бы она хотела тебя убить, я бы не успел вмешаться. Речные русалки знают, где у людей на шее сосуды проходят. А она что сделала?
– Она меня обняла и потащила…
– Она. Тебя. Обняла, – отчеканил Йонас.
Над ручьем повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом листвы и тихим журчанием воды.
– Дурак ты, Палмер, ах-ха. Она тебе доверяет, а ты только хуже делаешь, – после долгой паузы произнес Йон. – Какой же ты друг, если чуть стало трудно – сразу в кусты? Ты ей нужен. Она тут совсем одна.
Питер разозлился. Стиснул кулаки, выпрямил спину и заорал Йонасу в лицо:
– Сам ты дурак! Чтоб тебе самому испытать, каково это – когда тебя под водой держат, не дают всплыть! Я тебе таких обнимашек желаю, псих! Ты с головой не дружишь, несешь бред какой-то! То «не подходи к ней», то «ты ее лучший друг»! Чего ты хочешь? Чтобы она опять на меня кинулась? Чтобы на выставке я торчал рядом, глядя, как ей паршиво? Ты себя тут великим знатоком оттудышей провозгласил, а одно с другим не сходится! Что тебе надо? Кто ты вообще такой, чтобы меня дрессировать в паре с этой русалкой?
Кевин подбежал, крепко взял его за локоть, потащил в сторону.
– Эй, ну ты чего? Успокойся, хватит, – испуганно тараторил он.
– Лезь сам к ней в пруд! – не унимался Питер, пытаясь высвободиться из рук школьного приятеля. – Давай, раз ты такой знаток и повелитель, что русалки ударяются в панику от одной капли твоей крови, иди к ней сам!
– Палмер, да что ты разорался-то…
– Кев, отпусти! Вы… да вы вообще ничего не понимаете! Когда ты с доверием, а тебя под воду…
Он почти плакал, руки тряслись. Ощущение было отвратительным: будто ему, Питеру, лет пять, и его жестоко обманывают глумливые взрослые.
– Такой день хороший… Вам обязательно все портить?
