В конце концов обнаруживается, что у Франтишека кофеварки нет, а есть носок, куда он насыпает кофе, опускает его в кастрюльку, а потом ставит кастрюльку на конфорку. Но даже кофе из кастрюльки имеет для Руди божественный вкус, и он уходит из барака, размышляя о том, что этот эсэсовец слишком радостно посвящает в свои планы других.
И верно, Виктор Пестек начал с риском для себя распространять слух, что один охранник ищет компаньона для побега из Аушвица. Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и возможность того, что многие из тех, кто об этом услышит, просто не поверят и отнесутся к слуху как к сказке какой-нибудь, вроде той, что повествует о горшке с золотом, зарытом под дальним концом радуги, или о человеке с мешком. Однако Пестек существует в реальности и упорно продолжает поиски. Сбежать он мог бы и один, но ему нужен спутник, который был бы знаком с пражским подпольем, чтобы как можно скорее раздобыть фальшивые документы для Рене и ее матери и вытащить их отсюда.
Упорство Пестека дает свои плоды, и он находит человека, готового принять участие в реализации его плана. Это один из узников семейного лагеря, зовут его Зигфрид Ледерер, и он является участником Сопротивления. Как раз один из тех, кем овладела та самая мания побега, готовый на все, лишь бы выйти из лагеря.
Пестек договорился о свидании с Рене сегодня вечером. Она приходит — как всегда, очень серьезная, как будто чего-то стыдясь, не поднимая рук от юбки, с опущенной головой.
— Это наше последнее свидание в Аушвице.
Вот уже сколько дней он говорит ей о побеге, но она до сих пор так в это и не поверила.
— Великий день наступил, — объявляет он девушке. — Точнее, речь идет всего лишь о первой части плана, конечно. Сначала из лагеря уйду я, а потом вернусь — за тобой и твоей мамой.
— Но... как?
— Лучше, если ты не будешь знать деталей. Любая мелкая нестыковка может оказаться фатальной, к тому же ведь может случиться и так, что мне придется изменить план на ходу, если что-то будет складываться не так, как предполагалось. Но тебе не о чем беспокоиться. В один прекрасный день ты выйдешь за ворота лагеря, и мы будем свободны.
Рене смотрит на него своими небесно-голубыми глазами и кокетливо, как ему нравится, тянет локон к губам.
— А теперь я должен идти.
Она кивает.
В последний момент останавливает его, схватившись за рукав его гимнастерки.
— Виктор...
— Что?
— Будь осторожен.
И он счастливо вздыхает. Теперь уж точно ничто его не остановит.
Так же ничто не может остановить Диту в ее намерении узнать, что же произошло тем мартовским днем с Хиршем, что заставило его наложить на себя руки. Она уже несколько дней бродит вокруг мастерской, в которой работает Ханге, но удача ей пока так и не улыбнулась.
Удачу иногда приходится хватать за шкирку.
Дита подходит к последней, как ей кажется, группе работников, выходящих из мастерской в конце рабочего дня.
—Прошу прощения...
Мужчины смотрят на нее вежливо и устало.
— Я ищу одного господина... без волос.
Мужчины недоуменно переглядываются, словно в этот вечерний час головы у них работают слишком медленно и они не совсем понимают, чего хочет эта девочка.
— Без волос?
— Нуда, то есть лысого. Совсем лысого.
— Совсем лысого?
— Ясно! — говорит один из них. — Она имеет в виду Курта, понятное дело.
— Думаю, да, — отвечает Дита. — А где его можно найти?
— Там, внутри, — показывают ей в сторону барака. — Он всегда выходит последним. Он дежурный, должен все убрать: подмести пол, разложить по местам.
— Вторая работа, — слышится комментарий еще одного узника.
— Ага, то, что получаешь, если ты мало того что еврей, так еще и коммунист.
— Да к тому же и лысый, — саркастически добавляет кто-то.
— Быть лысым — преимущество. Вши соскальзывают.
— А когда идет снег, они катаются по лысине на коньках, — отпускает еще одну шуточку любитель сарказма.
И все уходят, посмеиваясь, как будто Диты не существует. Она еще довольно долго ждет на улице, пока наконец в дверях не появляется человек без волос. Пани Турновская нисколько не ошиблась, упомянув в качестве отличительного признака его нос.
Дита пристраивается идти рядом с ним.
— Извините, но я хочу кое-что узнать.
Мужчина зло косится на нее и прибавляет шагу. Дита пускается бегом и догоняет.
— Видите ли, мне нужно выяснить кое-что относительно Фреди Хирша.
— Почему ты меня преследуешь? Ничего я не знаю, оставь меня в покое.
— Извините, мне не хочется вас беспокоить, но я должна выяснить...
— А ко мне-то ты почему цепляешься! Я — всего лишь уборщик в мастерской.
— Мне говорили, что вы — нечто большее...
Человек останавливается как вкопанный и гневно глядит на нее. Потом смотрит то в одну, то в другую сторону, и внезапно Дита осознает, что если Менгеле застанет ее прямо здесь и сейчас, то для нее все будет кончено.
— Тебя, по-видимому, плохо проинформировали.
И он снова пытается уйти.
— Подождите! — сердито кричит ему Дита. — Я хочу с вами поговорить! Предпочитаете, чтобы мы разговаривали криками?
Несколько человек уже проявили к ним интерес и повернули головы в их сторону, так что мужчина тихонько чертыхается. Потом хватает Диту за руку и ведет ее в боковой проулок между двумя бараками, где меньше света.
— Кто ты такая? Чего ты хочешь?
— Я — ассистентка из блока 31. Мне можно доверять. Можете спросить обо мне у Мириам Эделынтейн.
— Ладно, ладно... Слушаю тебя.
— Я пытаюсь понять, почему покончил с собой Фреди Хирш.
— Почему? Да очень просто: он струсил.
— Что вы такое говорите?
— Что слышишь. Он сдал назад. Его попросили возглавить восстание, а он не решился. Вот и вся история.
— Я вам не верю.
— Да мне абсолютно все равно, веришь ты мне или нет. Произошло ровно это.
— Вы ведь не знали Фреди Хирша лично, так? — Теперь уже именно мужчина застывает столбом, словно его застигли за чем-то непотребным. Дита прилагает все усилия к тому, чтобы, когда она говорит, ее ярость не излилась слезами. — Вы не были с ним знакомы. И ничего о нем не знаете. Он никогда и ни перед чем не отступал. Вы думаете, что знаете много, что Сопротивление знает вообще все... но вы ничего не понимаете.
—Слушай, девочка, я знаю только одно: из руководства Сопротивления ему поступил приказ, а что он сделал после этого? Проглотил все эти пилюли, чтобы уйти со сцены. — В его словах сквозит раздражение. — Я понятия не имею, чем вызван такой интерес к его персоне. Вся эта история с блоком 31 — сплошной фарс. И весь семейный лагерь. И Хирш, и мы все просто подыграли нацистам, выступили в роли их челяди.
