Медсестра, к тому времени уже всякого повидавшая в госпитале Терезина, не могла тем не менее не прийти в замешательство от дрожи сирот, оставшихся под присмотром тех самых палачей, которые только что расправились с их родителями. Она сказала Фреди Хиршу, что дети цеплялись за ее ноги и притворно жаловались на недомогания и болезни. Но на самом деле нуждались они не в лекарствах, а в любви, защите и ласке, которая бы уменьшила их страхи.
На следующий день ремонтники, кухонные работники и медики проходили контроль на входе в огражденную восточную зону гетто, где содержались эвакуированные из Белостока польские ребята. Эсэсовцы службы охраны со скучающими лицами наблюдали за перемещением обслуживающего персонала.
Бригада рабочих переносила строительный материал, предназначенный для ремонта в одном из зданий зоны. У одного из них не было видно лица, потому что оно было скрыто за уложенным на плечо бревном. Он отличался прямыми скулами и мускулистыми руками, столь обычными для строителей. Но это был не каменщик, а спортивный тренер. Фреди Хиршу удалось проникнуть в запретную зону, взвалив на плечо бревно и пристроившись в хвост ремонтной бригады.
Оказавшись внутри, он уже мог свободно передвигаться и легким шагом направился к ближайшему зданию. Сердце его екнуло, когда прямо перед собой он увидел двух эсэсовцев, но страх удалось подавить и превратить его в развязность. И вместо того чтобы свернуть в сторону, Фреди еще более решительно зашагал прямо на них. Пройдя мимо, охранники не обратили на него ни малейшего внимания: в этой зоне не было недостатка в одетых в гражданское евреях, занятых различными работами.
Хирш вошел в здание, построенное по тому же проекту, что и остальные дома в Те- резине: входная дверь вела в вестибюль, по обеим сторонам которого располагались взбегающие наверх лестницы, а прямо напротив — выход в просторный внутренний двор квадратной формы. Хирш наугад выбрал одну из лестниц, при подъеме ему попались два электрика с катушками кабеля в руках, которые вежливо с ним поздоровались. Поднявшись на этаж, он сразу же увидел нескольких ребят, которые сидели на двухъярусных нарах, свесив ноги.
На лестничной площадке ему встретился капрал, которого Фреди поприветствовал легким кивком. Эсэсовец прошел дальше. Фреди с тревогой отметил про себя, что здесь, в доме, где так много детей, как-то слишком тихо. Слишком они спокойные. И как раз в этот момент услышал, как сзади его окликают по имени.
— Господин Хирш?
В первую секунду он подумал, что это какой-то знакомый из гетто, но, обернувшись, увидел перед собой того эсэсовца, с которым только что разминулся на лестнице, причем тот вежливо поздоровался и приветливо улыбнулся. Улыбка капрала была щербатой, и Хирш вспомнил футболиста из команды охранников. Хирш спокойно улыбнулся ему в ответ, но нацист тут же погасил улыбку — скомкал ее, словно бумажку. До него дошло, что это здание — не то место, где должен находиться физкультурник. Капрал требовательно поднял руку и, выставив палец, указал на ступеньку лестницы, чтобы тот встал перед ним, как обычно поступают с задержанным. Хирш, избрав спокойный и любезный тон, призванный лишить происшествие значимости, попытался изобрести оправдание своему присутствию в здании, но эсэсовец был непреклонен:
— В караульное отделение! Немедленно!
Когда Хирша под конвоем препроводили к оберштурмфюреру СС, он вытянулся перед эсэсовцем по стойке смирно и даже звонко прищелкнул каблуками. Офицер потребовал, чтобы тот предъявил ему документ, дающий право на нахождение в охранной зоне. Документа не оказалось. Эсэсовец почти вплотную приблизил свое лицо к лицу Хирша и гневно вопросил, какого черта в таком случае он там делал. Хирш, не отводя взгляда и, судя по всему, нимало не смутившись, ответил со своей обычной вежливостью:
— Я всего лишь пытался наилучшим образом выполнить свои обязанности координатора по работе с детьми, пребывающими в Терезине, господин офицер.
— А тебе что, неизвестно, что всякие контакты с этим контингентом запрещены?
— Известно, господин офицер. Но я полагал, что я являюсь частью медико-санитарного персонала, обслуживающего этих детей, поскольку Отделом по делам молодежи на меня возложены соответствующие полномочия.
Спокойствие Хирша несколько притушило ярость лейтенанта и заставило его усомниться. Он сказал, что составит о данном происшествии рапорт и подаст его наверх, а о принятом решении Хирша оповестят.
— Не исключен и трибунал.
Хирша тут же поместили на гауптвахту, примыкавшую к караульному отделению, и сказали, что выйдет оттуда он только после того, как будут собраны все его личные данные, необходимые для составления рапорта. И вот Фреди меряет энергичными шагами пустую собачью конуру, в которой его заперли, досадуя по тому поводу, что ему так и не удалось повидать детей, но сохраняя при этом полное спокойствие. Никто не отдаст его под трибунал, он слишком хорошо известен нацистской Администрации гетто. По крайней мере, он так думал.
По другую сторону ограды мимо по улице проходил раввин Мурмелынтейн, член триумвирата руководителей Еврейского совета гетто. Он был очень неприятно поражен, увидев одного из руководителей Отдела по работе с молодежью, посаженного под замок. Было очевидно, что Хирш нарушил запрет не приближаться к охраняемой зоне, куда поместили детей из Белостока, и теперь находится в малодостойном положении — под арестом, как какой-нибудь преступник. Суровый руководитель подошел к ограде, и их взгляды встретились.
— Пан Хирш, — укоризненно проговорил он, — что вы делаете там, внутри?
— Ах, это вы, доктор Мурмелынтейн... А что вы делаете там, снаружи?
Не было ни трибунала, ни какого-либо в открытую объявленного наказания. Однако однажды вечером Павел по прозвищу Кости, официальный посланник Совета гетто, — ноги у него выглядели как две тонкие бамбуковые палки, но он был самым быстрым скороходом во всем Терезине, — прервал своим появлением тренировку по прыжкам в длину, чтобы сообщить Хиршу, что этим вечером он обязательно должен явиться в дом Магдебурга, где размещалась администрация еврейского управления города.
Новость ему сообщил сам Якуб Эделынтейн, председатель Еврейского совета: немецкое командование включило его имя в списки тех, кто должен был со следующим транспортом отправиться в Польшу, а точнее — в концлагерь Аушвиц, расположенный возле городка Освенцим.
Об этом лагере рассказывали ужасные вещи: массовые убийства, рабский труд, доводивший узников до смерти от истощения, разного рода лишения и истязания, люди, доведенные голодом до состояния ходячих скелетов, эпидемии тифа, который никто и не думал лечить... Но это были всего лишь слухи. Никто, кто бы испытал все это на собственном опыте, не мог их подтвердить; с другой стороны, никто оттуда и не вернулся, чтобы их опровергнуть. А еще Эделыптейн сказал Фреди, что командование СС просит о том, чтобы по приезде в Аушвиц он доложил о своем прибытии командованию лагеря, потому что там заинтересованы в том, чтобы он продолжил свою обычную работу с детьми и молодежью. Лицо Фреди снова просветлело.
