После того, как мой сосед ушел на работу, я открыла французскую дверь. Это был далеко не самый роскошный внутренний двор, но я не хотела пропустить возможность насладиться им в это мягкое весеннее утро. Я обошла горшки с пожухлыми цветами и встала на цыпочки, чтобы исследовать соседский двор, но забор был, как Великая китайская стена. В нем не было ни трещины, в которую можно было бы подсмотреть. Я переставила хлипкий стул на солнце. На соседнем дереве птичка выводила робкую мелодию. С чашкой кофе и New York Times в руках я чувствовала себя практически в раю.
Чтобы убить время до встречи с Боно и Микейлой, я бродила по усаженным деревьями улицам. Верхний Ист-Сайд отделяет от Мидтауна целый мир. Няньки различных национальностей кричали что-то в телефоны, толкая большущие коляски с детьми, которые уже вполне могли бы идти на своих двоих. Крошечный швейцар провожал на улицу подростка в два раза выше его и помогал этому бугаю надевать рюкзак.
Я оторопела, увидев проезжающий мимо лимузин с бледнолицым мальчиком на заднем сиденье. В школьной форме и с волосами, аккуратно разделенными пробором, он показался мне клоном Богатенького Ричи
[14]. Мне не показалось, что персонаж комического произведения был срисован с реально существующего мальчика.
Спустя еще два лимузина я поняла, что Верхний Ист-Сайд населяют сотни Богатеньких Ричи. Однако, при всей этой роскоши, мне показалось, что здесь имеет место некая разновидность апартеида. У меня сложилось впечатление, что прислуга воспринималась работодателями не только как нечто самое собой разумеющееся, но и как пустое место. А за углом кучка афроамериканских ребятишек окружила трейлер с бесплатным супом.
В Нью-Йорке можно жить по-разному, но я была благодарна за те недели, что провела с Боно в обшарпанной студии возле Центрального вокзала. Этот малыш с львиной прической открыл для меня душу этого города. И, хотя мне было известно, что Нью-Йорк – суровый город, благодаря ему я всегда буду считать его теплым и великодушным.
Как бы я ни любила этот город, для меня было правильнее жить с Филиппом, семьей и сумасшедшим Джоной. Как бы то ни было, в наши дни мир очень тесен. Я успокоила себя тем, что Нью-Йорк и Мельбурн находятся всего лишь в одном дне полета друг от друга.
Бредя мимо маленьких ресторанчиков и маникюрных салонов, я старалась отвлечься. Но не могла дождаться минуты, когда увижу Боно.
Глава 40
Насиженное гнездо
Кошка чувствует себя в безопасности, когда ее не видно
Мое сердце упало, когда Микейла сказала мне, что Моник и Берри уехали на пару дней. Встреча с Боно откладывалась в дальний ящик.
Что-то уловив своим шестым чувством, Микейла пригласила меня на вечер моей мечты – ужин в отеле «Алгонкин», после которого мы пошли на мюзикл «Американец в Париже». Я долгие годы с благоговением думала об «Алгонкине» и остроумном круге писателей, ежедневно обедавших здесь в 20-е годы. К счастью, в отеле сохранилось достаточно темного дерева и ковров, чтобы сберечь дух Дороти Паркер, Гарольда Росса, Роберта Бенчли и других.
Микейла и Джин ожидали меня в фойе. Когда мы протянули руки навстречу друг другу, мне показалось, что мы расстались всего пять минут, а не два года назад. Когда мои дети переживают из-за разлуки с друзьями, которые куда-то переезжают, я говорю им, что расстояние мало влияет на настоящую дружбу. Кроме того, моменты, проведенные с людьми, с которыми у вас было общее прошлое, – они как первосортный коньяк: чем реже, тем ценнее.
– Ты знакома с Матильдой? – спросила Микейла.
Мысленно сверив это имя со списком ее друзей и коллег, я не вспомнила Матильду.
Микейла указала на серую с белым кошку породы рэгдолл в другом конце зала, занятую приветствием гостей.
– Кошка из этого отеля, – сказала Микейла. – В «Алгонкине» живут Матильды, начиная с 30-х годов. Конечно, это разные кошки, но имя одно и то же. Если это не кот. Тогда его зовут Гамлет.
– Так по-шекспировски, – улыбнулась я.
– Ну, мы же в театральном квартале, – сказала Микейла. – Это имя предложил один актер.
Я прошла через комнату и склонилась перед Матильдой. Моя дань почтения была принята, доказательством чего служило прикосновение королевского языка к тыльной стороне моей ладони.
– У Матильды есть собственная страница в фейсбуке, – сообщила Микейла.
Естественно. У какого уважающего себя топ-менеджера отеля ее нет?
Мне всегда нравился Гершвин, а «Американец в Париже» оказался приятным коктейлем. Танцоры напомнили мне Боно, когда его лапки едва касались пола. Увидев, как молодой артист выгибает спину назад, я содрогнулась и понадеялась, что он не обрекает себя на артрит в недалеком будущем. Когда я была моложе, я считала, что танцы и акробатика – это позерство. Сейчас же я смотрю на них открыв рот и не понимая, как человеческое тело способно вытворять такое.
Я как раз вовремя поймала такси по пути домой, чтобы услышать, как мой сосед желает любимой спокойной ночи… Сначала ты клади… давай… люблю тебя… Ты все еще там?.. О! Нет, сначала ты клади!
Одно из качеств, которые мне нравятся в котах, это их умение оставаться невидимыми. В США примерно 75 миллионов собак – по сравнению с 85 миллионами кошек. Кошки прячутся по домам и квартирам. Они наблюдают за миром с садовых заборов или из-под ограды. Коты подсматривают за людьми, но мы редко их видим. Только хвост, исчезающий под забором, занавеска, качнувшаяся в окне. Осознавая чувствительность других, коты прилагают усилия, чтобы не оставлять следов. Собаки же требуют к себе повышенного внимания. Они гадят на тротуаре, уверенные, что кто-то другой будет разбираться с этим. Мне казалось, что на улицах Верхнего Ист-Сайда каждый третий человек шел в сопровождении крошечной собачки на поводке. Я остановилась перед окном груминг-салона, чтобы посмотреть, как собакам делают диковинные стрижки. В окне собачьего детского сада можно было видеть беспокойное море мопсов и померанских шпицев, миниатюрных пуделей и терьеров. Усталая женщина ходила за ними со шваброй. Она явно не претендовала на звание самого счастливого работника года.
В прошлый раз, когда я была в Нью-Йорке, мне не приходилось всерьез рассматривать метро. Но, живя в Верхнем Ист-Сайде, мне пришлось отнестись к нему по-другому. С учетом того, что в час пик я старалась держаться от него подальше, подземка показалась мне очаровательно устаревшей и почти просторной по сравнению с токийской.
Встав на Центральном вокзале, я прошла вдоль знакомых магазинов и ящиков с оранжевыми тюльпанами на Вторую авеню. В Нью-Йорке все время весна. Здесь было столько вещей, по которым я скучала: грохот поездов под ногами, пар, вырывающийся из решеток и люков, как будто город был готов взорваться в любую секунду. И пожарные гидранты. В любом другом известном мне городе тебе не придет в голову еще раз обернуться на пожарные гидранты, но в Нью-Йорке они представляют собой миниатюрные произведения искусства. Я сделала остановку в булочной, где мы с Лидией умяли пирожное с миллионом калорий. Я заказала себе такое же во имя былых времен, но чувствовала себя при этом преступницей из-за того, что разделить его было не с кем. Как призрак, вернувшийся на место былой любви, я совершила сентиментальную прогулку на пересечение с 44-й. Как только продавцы сумок поняли, что я не их потенциальный покупатель, они повернулись ко мне спиной. Возле нашего старого дома тот же старик-нищий грел свою культю на ступеньках и жевал что-то из бумажного пакета. Я пожалела, что мне не хватило смелости подружиться с ним, когда я жила там.
