– Я только хотела понять, как это. Когда тебя любят… – сказала она застегиваясь.
Карета остановилась. Темная улица, щербатая галерея фонарных столбов, освещенное строение впереди.
– Вас на территорию везти или господа у ворот выгрузятся? – спросил голос кучера. – Если на территорию, позвонить надо, чтобы открыли.
Мы поправляли одежду, будто застуканные на бэкстейдже школьного выпускного старшеклассники.
– Не надо заезжать! Мы тут выйдем! – приказала Дама Карнавала и первой соскочила с коляски. Я, еще немного расхристанный, поспешил за ней. Таксист сделал крутой разворот и припустил назад, в центр, где его ждала толпа потенциальных клиентов.
Трубы электроцентрали играли возле имения Пшенок примерно ту же роль, какую у других особняков играют высаженные под окнами дубочки. Дом стоял в сени жерл, выбрасывающих угольный дым. Его стены почернели от выбросов. У ворот, как и рядом с домом Воловичей, был воткнут билборд. С него смотрел мужик, постриженный полубоксом и одетый в хороший спортивный костюм «Адидас». Молодой волк, который сам не понял, как постарел. Седой боксер улыбался, обнажив примерно семьдесят процентов зубов, из-за чего постер можно было принять за рекламу стоматологической клиники. Рядом с Пшенкой-старшим в расслабленной позе стоял обладатель вельветового пиджака, кожаного жилета и кожаной же шляпы стетсон. Он смотрел прямо в кадр, а Пшенка-старший в полоборота повернулся к своему компаньону. Из этой взаимной расстановки следовало, что боксер как будто немного подмазывается к ковбою. «ВМЕСТЕ В ПРОЦВЕТАНИЕ И БЛАГОПОЛУЧИЕ» – было написано внизу.
– А что тут делает Самуэль? – спросил я, не веря глазам своим.
– Это не Самуэль. Это мой отец. – Дама Карнавала указала на седого боксера.
– А рядом?
– Рядом – Геолог. Очень уважаемый в городе человек. Он научил людей, как восстановить работу ТЭЦ и найти заброшенные месторождения угля.
– А! – сказал я, все еще ничего не понимая.
– Геолог входит в руководящий Совет Гильдий и иногда появляется на благородных собраниях. Но только тогда, когда его маршруты проходят через наш город. Он никогда не живет на одном месте подолгу, хотя ему подарили герб и дворец. Он как раз был тут дюжину гудков назад.
Отгадка происхождения моего карнавального костюма маячила где-то рядом.
– Ты познакомишь меня с отцом? – спросил я, с трудом успевая за ней.
– Отец на карнавале, приглашен на бал. Как и остальная семья. – Девушка кинула свою маску в урну и набрала длинную цифровую комбинацию на замке ворот. Когда ворота открылись, она рванула – но не к дому, а в сторону притулившихся за домом низеньких сараев, подсвеченных изнутри. На подходе к ним из темноты навстречу нам выскользнуло сразу несколько темных фигур с оружием. Они двигались совершенно беззвучно, как бойцы частной армии Команданте. Окружив нас, тени молчаливо замерли, не поднимая стволов. Остановились и мы. Понадобилось несколько секунд, чтобы, узнав молодую хозяйку, они без слов растворились во тьме, будто волна, вернувшаяся в океан.
Каждый домик окружал капитальный забор с металлической сеткой и фонарями через каждые сто шагов. На оградах висели одинаковые таблички с молнией, черепом и костями. Ровный электрический гул, стоявший в воздухе, допускал, что на этот раз предупреждение – не игрушка и, прикоснувшись к забору, можно словить полтора ампера.
Мы шли по полю одноэтажных сарайчиков, которых тут был целый поселок. Через решетки на окнах виднелась начинка сараев: к однотипным жестяным шкафам по полу тянулись толстенные кабели. Если бы викторианская Британия решила заняться хостингом, ее серверные должны были выглядеть именно так.
– Что это? Ваша семья решила построить суперкомпьютер? – спросил я.
– Это цеха по изготовлению серебра. Мой отец майнит цинк, я же сказала, – объясняла Пшенка, не сбавляя скорость. Наверное, если бы у нее на ногах остались деревянные башмаки, она бы нервно ими клацала – настроение ее мне было в целом понятно.
– «Майнят цинк»? – переспросил я. – Это как? Тут делают батарейки из угля? – После того как Самуэль дал о себе знать, я бы этому не удивился.
– Не делают. Заряжают. – Дама глянула на меня, и глаза у нее были как у Герды, когда та начинала сомневаться в моей разумности. – Мы используем электричество, вырабатываемое ТЭЦ, для возобновления аккумуляторов с израсходованным зарядом. Если б не было способа их восстановить, человечеству пришлось бы искать новый тип денег. Потому что цинк, пусть и медленно, но расходуется. Налобники и все остальное.
– А почему «майнить»? – переспросил я. – Это же от «майнинг»? Добыча ископаемых?
– Отец любит говорить, что после эры биткоинов «майнинг» начал означать производство денег из воздуха. Что, кстати, и происходит на наших фермах.
Мы вышли из энергетического поселка и замерли посреди луга. Надел Пшенок был так огромен, что на нем можно было пасти мамонтов. Причем, пока мамонты сгрызали бы травку на одной части надела, она бы успевала вырасти на другой. Разозленная красавица постукивала туфлей по земле, будто ее прощупывая.
– Но майним строго по квотам, которые нам спускают Гильдии и родовитые семьи, для того чтобы мы вдруг не создали слишком много наличности и не вызвали инфляцию. Наш интерес – одна десятая процента. Остальное забирает город. Но нам хватает. Так мы, по крайней мере, говорим вслух.
Она наклонилась и начала шарить по земле рукой. Наконец ухватилась за конец какого-то шнурка, еле видневшийся среди травы, и, выпрямившись, за него потянула. Шнурок поддавался и выходил из земли, как выходит нитка из вязаного свитера.
– Гильдии контролируют, чтобы мы не нарушали квоты: вдоль забора поставлены камеры, которые следят, чтоб ни один груз не покинул нашу территорию без досмотра. Но установить видеонаблюдение на поле они не могут, это частное владение.
Тут шнур зацепился за спрятанный держатель, и у наших ног просел слой земли. В дерне образовалась дыра.
– Так вот. Чего они не знают, так того, что, если твой дед был шахтером, а отец – угольщиком, тебе досконально известна география всех подземных шахт. И для тебя не составляет проблемы сбрасывать каждый месяц по тридцать тысяч серебряных денежным маклерам, чтобы они отмывали деньги, возвращая их в твою копилку взамен товаров, которые ты никогда не продавал. За скромный навар в двадцать процентов.
– Беларусь – страна партизанская, – откликнулся я, впечатленный услышанным.
– Я выследила отца по поручению маман. Она заметила, что он каждый пятый вечерний гудок выскальзывает из супружеской спальни, и подумала, что он завел себе куртизанку в красном квартале. Внизу – заброшенная шахта, которая за стеной имеет выход на поверхность. Под лестницей стоят тележки, на них люди отца вывозят неучтенное серебро, смотри не пробей о них голову. Возле выхода – городок контрабандистов, за ним – река Эридан. По ней и пойдешь на юг.
Девушка сильнее нажала на что-то в земле. Дерн и трава были наложены на закрывавшие вход металлические листы. Она содрала с себя мой сюртук и потянулась за своим пальто.