Сколько ж в ней веса? Полтора карата?
– Но потом солнце – здрасьте вам – погасло, а сияние – вместе с ним. Сейчас же все янтарем торгашить придумали, «река Эридан». А бриллианты все на небо вернулись… – Он задрал голову наверх.
Там, через ребра спущенной брезентовой крыши, проглядывали рассыпанные по черному бархату бриолеты, маркизы и принцессы. Через все небо растянулось шикарное колье, тонущее в алмазной пыли меньших звездочек. На небесной витрине были разложены подвески и браслеты самых разных форм. А посреди всего этого за горизонт несся бриллиантовый небесный покемон.
– И вот когда долго туда смотришь, иногда кажется, что звезды – это маленькие дырочки, через которые пробивается настоящий свет космоса, – признался он. – Что темнота – просто пыльная завеса. А звезды – зазоры в ней.
Я ничего не ответил. Надо было быть обанкротившимся ювелиром, чтобы так смотреть на мир.
– А какая самая прекрасная книга о звездах проходила через ваши руки? – спросил он все той же задумчивой интонацией.
Воспоминания делали торговца до смешного сентиментальным. Я задумался, таких вопросов мне раньше не задавали. Поднял голову и еще раз всмотрелся в космического покемона.
– В середине прошлого столетия один молодой писатель отправился из Минска в Москву учиться литературному мастерству. Он уже был широко известен в узких кругах, но чего-то ему не хватало. Может, любви, хотя слыл он ловеласом. Может, одиночества и тоски по той, которая его не любит. В Москве он встретил женщину, которой тяжело заболел. Но она была замужем и не собиралась отказываться от благополучной и устроенной жизни. Хотя и делала ему авансы. Писатель любил ее всю жизнь – я читал упоминания об этой болезни в его поздних дневниках. Благодаря неразделенным чувствам писатель стал Владимиром Короткевичем.
– Но я спрашивал о звездах, – нетерпеливо напомнил Караванщик.
– Короткевич описал историю своей любви – просто и искренне. Роман назывался «Леониды не вернутся на Землю». Леониды – это метеорный поток, «зеленоватые искорки», оставляющие на небе «фосфорный след», – так он их видел. Один из героев, который поломал себе жизнь, помогая женщине, чей муж был осужден на смерть за участие в восстании Калиновского, наблюдает Леониды в девятнадцатом веке. Потом его правнук видит Леониды в небе над Москвой, он любит женщину, но теряет ее. Роман состоит из тридцати трех разделов – по количеству лет, которые проходят между каждым возвращением Леонид к Земле. Завороженность красотой космоса (и его непостижимостью!) – единственное, что объединяет героев, живущих в разных столетиях. И стремление к чему-то идеальному и очень человеческому. Как будто связанного с Леонидами, но – не напрямую. Как «звездное небо» у Канта, упомянутое там, где про «моральный закон во мне». Есть фрагмент, где он описывает звезды на небе так: «будто Господь Бог, впав в детство, чиркает спичками и смотрит, льют ли все еще люди кровь на земле». А люди льют кровь и будут ее лить. Только вот Леониды и правда больше к Земле не вернутся.
Я замолк, потому что мне самому не понравилось, с каким пафосом прозвучало сказанное. Поэтому закончил я свою речь так:
– А что касается романа, то его судьба сложилась непросто, как оно всегда и бывает с великими книгами. Когда он уже был готов к печати, набор рассыпали из-за обвинений в «абстрактном гуманизме». Довольно абстрактных, как мне кажется. При жизни Короткевича под авторским названием он так и не вышел. Было это все при правлении вечного генсека Леонида Брежнева, а утверждая, что «Леониды не вернутся на Землю», местные власти рисковали отправиться в места, откуда им грозило вернуться тоже не очень скоро. Поэтому они поменяли название на нейтральное «Нельзя забыть». И даже после смерти Брежнева «Леониды» печатались под таким названием.
Впереди показались огни, мой собеседник вытянул шею, всматриваясь в них, и стал похож на престарелого индюка. Он поспешил похвалить мою историю:
– Очень, очень вообще хорошо! Вы – прирожденный рассказчик! Вот как живого вижу вас Сказителем в Городе Света! Ну что там механики копаются? Процесс идет или тишь и жуть? Едем или ждать придется?
Последние фразы были адресованы кучеру и заданы деловитым тоном, который контрастировал с предыдущими мечтаниями лысого так же, как сияние звезд – с мертвой фасолиной в его ухе. Все вокруг проснулись. Молодежь бросила карты, стрелок забрался на огневую платформу и взвел пушку, его помощник присел рядом с поворотным механизмом бронированной башни. Даже Команданте посуровел и положил сосисочки пальцев на золотую пуговицу белой кобуры. Сейчас он больше напоминал диктатора, чем попа, хотя минуту назад было наоборот.
Спереди раздалась резкая трель – кто-то дунул в спортивный свисток.
– Два сигнала! Все нормально! Закипели! – непонятно прокомментировал любитель Монтейру Лобату.
– Направляемся в зону загрузки! – отдал команду лысый.
Кучер стегнул коней, они перешли на рысь, и наш фургон вышел в голову каравана. Мы катились по асфальту под грохот наших безрессорных тарантасов, рядом с нами стучала своими коваными берцами пехота, впереди беззвучно плыли тени рыскунов. Такими силами мы могли бы взять дворец Амина в Афганистане, но лица у всех были искажены напряжением. Караванщик посуровел, его зубы оскалились в гримасе сосредоточенности, и сейчас стало понятно, как болтливый и беззащитный на первый взгляд человек может управлять такими «гешефтами». Никто уже ничего не объяснял: операция по трансферу большого капитала перешла в небезопасную фазу погрузки. Всем участникам стало не до хаханек с подобранным по дороге прохожим. Свернув с асфальта, мы впритык подъехали к прямоугольному деревянному сараю.
Зажегся профессиональный диодный фонарь на мачте. Он освещал площадь, равную лобовому стеклу автомобиля, и давал достаточно света, чтобы я на минуту ослеп. Но меня уже выпихивали с платформы, и, когда зрение вернулось, я увидел, что борта телег опущены, армия Команданте быстро перебрасывает сундуки в сарай, а все незанятые бойцы выстроились полукругом: опустившись на одно колено, оружие у плеча, целятся в подсвеченную прожектором темноту.
Лысый будто забыл обо мне – его спина удалялась в направлении огромной домины, сложенной из металлической арматуры и листов шифера. Строение такого типа я видел только однажды – в далеком тамильском поселке, построенном рядом с загонами для слонов. Спеша за Караванщиком, я успел рассмотреть, что рядом с тропой по земле тянутся какие-то стальные балки, отполированные до серебристого блеска. Железная дорога – так это называлось когда-то. В памяти закопошилось воспоминание, связанное с этими параллельными линиями, перечеркнутыми вертикальными штрихами. Тот частокол на карте был железной дорогой. Неужели в Город Света можно приехать, а не прийти?
В конюшне тем временем обозначился абрис некого чрезмерно крупного существа. Нет, оно не было похоже на слона, а больше напоминало черного дракона с блестящей кожей. В поддержку такой версии впереди раздался тяжелый выдох, и мне навстречу вывалило огромное облако белого пара. Я догнал Караванщика и, перекрикивая сипение монстра, спросил:
