– Вот видите, Сереженька, человек из тьмы тянется к свету! Называет себя Книжником! Может, даже и стихи пишет. Я вам скажу, Сереженька, у этого поселянина может быть выдающееся будущее! Как у Марка Иосифовича Консельсона!
– Нам пора двигаться вперед. Стоять небезопасно, – напомнили сзади.
– И я вас удивлю, Сереженька, но мы возьмем этого деревенского жителя с собой, чтобы поговорить о том, как сегодня живется молодежи, – заявил тот, кого называли Караванщиком.
– Да вы что! Нельзя! Ну никак! Это нарушение протоколов безопасности! – ответил ему кто-то внутри.
– Ой, я вас умоляю! Не надо вести себя так, будто я ваш пассажир! Это вы и весь ваш ЦАХАЛ – мои пассажиры! – отрезал Караванщик. – Лезьте сюда, молодой человек, – приказал он.
Я поднялся на ноги и, хромая, приблизился к фургону. Оттуда снова спросили, почему я хромаю, и я повторил про «жабу», мне ответили что-то про «геноцид» («вы посмотрите, этот доходяга совершенно еле ходит, эти ваши костоломы достали молодому поэту ногу из суставов!»), и кончилось все тем, что Сережа чуть ли не внес меня в фургон, получив показательный выговор за нанесение телесных повреждений мирному населению. Мое ружье и нож он при этом забрал с собой.
За листами брони скрывалась просторная платформа, вся заставленная стальными сундуками. По бокам были втиснуты длинные кожаные диванчики. Над головами пассажиров смыкались полукруглые ребра брезентовой крыши. Но сейчас ткань была снята – наверное, ее убрали для улучшения кругового обзора, когда караван вышел из зоны дождя.
На одном из диванчиков горел в треть мощности садовый диодник. Благодаря ему я разглядел лысого старика с орлиным носом и виноватым выражением лица. К мочке его левого уха была прилеплена белесая сфера размером с фасолину. Она блестела бы, кажется, даже если б на нее не падал свет от фонаря. Я сразу же отверг мысль, что это может быть бриллиант, потому что, во-первых, кто теперь носит бриллианты? И, во-вторых, таких крупных бриллиантов просто не бывает на людях. Орлиноносый держался с достоинством, хотя одет был без особого лоска: теплый темный функционал. Никакого стиля в нем не просматривалось. Ощущение величественности исходило из общего расклада, которому не мешала даже его манера говорить – многословная, с вопросительными интонациями. Просто с первого взгляда на сцену было понятно, что этот лысый тут – главный.
Напротив него на диване сидел бородатый мужик в кепке а-ля Фидель. Он был похож на предводителя хунты в обедневшей латиноамериканской стране. Добрый с лица, животастый, с белой и какой-то нарядной кобурой, застегнутой на золотую пуговицу. Белые кожаные перчатки Команданте засунул под погон утепленного френча. Ботинки на нем были цвета кофе с молоком. Его образу не хватало разве что черных квадратных очков. И, конечно же, сигары. Зато имелось неожиданное дополнение: огромный православный крест. В совокупности с лохматой бородой и крепкой шеей крест придавал образу Команданте еще и выразительный поповский акцент. Видимо, без духовности работать командиром наемников сложно.
Сзади, у облепленной броней платформы с движущейся по кругу пушкой, мелькали три молодых солдата. Пока Команданте не смотрел в их сторону, они втихаря играли в карты, но, когда на них падал его тяжелый взгляд, они, не откладывая карт, делали вид, что собирают снаряды в ленту. Вместе с расхлябанным возничим, который выглядел так, будто правил уже третьи сутки подряд, компания напоминала бригаду Василия Чапаева, которая то ли едет отбивать станицы у грабителей, то ли сама собирается кого-нибудь ограбить во славу Красной армии.
– Приветствую вас в угольном караване! – извиняющимся тоном проговорил лысый и улыбнулся. – Вы попали к людям, которые обеспечивают теплом и светом все минские полисы и половину населенных пунктов! Сейчас мы проходим самый небезопасный отрезок пути, поэтому извините за нервность того шлемазла. Моих предшественников тут резали трижды. Не знаю, кто они, эти ваши свиноголовые, но к материальным ценностям нашего мира они имеют очень нездоровый интерес, скажу я вам!
– Я – Книжник! – повторил я, садясь рядом с Команданте. – Иду издалека, из Грушевки. Свинорылых видел у Заправки. Встречаться с ними не хотелось бы.
– Ой, вы абсолютно не бойтесь этих шмендриков! – развел руками лысый. – Вы же видели, сколько у нас приглашенных специалистов, мы могли бы с ХАМАСом тут в бой вступить. И я даже не взялся бы предсказывать, сколько бы в том бою продержался бедный ХАМАС! Скоро мы с вами поменяем транспорт, и там будет уже совсем безопасно.
– Свинорылых не берет обычное оружие, – на всякий случай повторил я то, что слышал от других.
– Ой, я вас умоляю, молодой человек! Если их не берет обычное оружие, почему они так любят обычный цинк? Вы, главное, не бойтесь! В этих ящиках, – он похлопал рукой по сундуку, – наша выручка за весь проданный уголь. На Минск мы гоним уголь с Города Света, а обратно – деньги, чтобы купить новый уголь. Такой, знаете, у нас гешефт. И вот я вас спрашиваю: куда делись ваши козлоногие и свинорылые, когда рядом тридцатимиллиметровая пушка?
– Я еще хотел уточнить, что я не из деревенских и поэзией не занимаюсь. – Не знаю, почему меня дернуло высказаться именно на эту тему. – В Грушевке книги сдавал в аренду. У меня там осталась большая библиотека. Разбираюсь в литературе. Поэтому зовусь Книжником.
Но Караванщика было не сбить с мысли, которая его занимала. Он был инерционным собеседником: пока не выскажет все, что топталось у него на языке по предыдущему поводу, на новую тему не переключится.
– Вот вы мне скажите, чего же они не придут с нами побеседовать? – спрашивал лысый. – Мы едем по этому маршруту уже в сотый раз, наверное. И все время одни! Я б, может, и хотел бы встретиться с каким-нибудь молодым свинорылым, спросить про его жизненные перспективы. Однако они не приходят! Но что вы говорите? – Это до него дошла моя реплика. – Так вы разбираетесь в литературе?
– Кое-что почитал за свой век! Достаточно, чтобы догадаться, что любимым писателем вашего охранника был Монтейру Лобату.
– Да неужели? – удивленно воскликнул Караванщик. – Генерал, вы что, читали книги?
– Я не охранник, – мрачно отозвался человек с белой кобурой. Он был из той породы людей, которые любят посмеяться над другими, но очень не любят, когда смеются над ними.
– Так а что это за писатель такой, Лоботун?
– Монтейру Лобату, из Бразилии. Жил в двадцатом веке. Писал для детей. – Было приятно немного отомстить за шутку про аппендицит.
– Я просто с подросткового возраста книги забросил, – оправдывался бородач. – «Орден Желтого Дятла» – последнее, что в руках держал.
– Он не охранник, а наемник, причем уважаемый, – похвалил лысый Команданте. – Но какой вы ученый человек!
Я взвесил, стоит ли в этой компании рассказывать историю про взлет и падение Семена Цапли, но решил, что есть такие апокрифы, которые лучше всего рассказывают себя сами.
– А я вот раньше, когда в наших небесах гостило солнце (а бывало это из-за местного климата очень редко), держал ювелирный магазин. В центре Минска, у кинотеатра «Победа». Может, помните? – Лысый задумчиво вздохнул. – Ай, какие времена были! И, главное, даже после того, как цены на золото обвалились, казалось, что бриллианты – вот это навсегда. Как отблеск вечности. Как застывший свет… – Он бессознательно прикоснулся к фасолине в ухе.
