– Это моя собака. С которой я жил еще до наступления Ночи. Ее зовут Герда. Она обычная собака, правда, старовата уже.
Я испугался, что седая женщина обидится из-за того, что я упомянул возраст. Сложно их понять, этих религиозных людей. Но ее, казалось, умиляла наша компания. Не меняя вежливого выражения лица, мать Татьяна расстегнула свою меховую душегрейку, обнажив огромный золотой крест. Делая это, она, видимо, ожидала, что я запричитаю и задымлюсь.
– А что вы сейчас имели в виду? – спросил я, проглатывая повисшую в воздухе неловкость.
Она подняла брови, то ли не понимая, то ли делая вид, что не понимает.
– Мне просто показалось, что это вы на меня крест достали.
Мать Татьяна фыркнула, то ли разочарованная моей проницательностью, то ли недовольная тем, что крест не сработал, или же в знак того, что она – нормальная верующая и глупостями в стиле фильмов про вампиров не увлекается.
– Просто я что хотел сказать, мать Татьяна, – затарахтел я, потому что неловкость сделалась просто невыносимой. – Я обычный человек. Иду из Грушевки. Как бы беженец. А это – собака моя. И она не превращается ни во что. Она не робот-трансформер. То есть, возможно, и превращается, пока я сплю, но я никогда не видел ее в виде, отличном от наличного. Хотя, может, и обрадовался бы, если бы она была, например, девушкой красивой. Но не в том смысле… Просто красивая девушка – приятный собеседник, а красота это… это… – Я пытался шутить, но лицо матери Татьяны будто застыло, и улыбки я из нее не выцедил.
– Я поняла, что вы хотите сказать, Чародей, – сообщила она, обдав меня теплотой своего взгляда.
– Почему Чародей? – Я окончательно зашел в тупик.
– Вы же сами сказали, что вы – Книжник. Чернокнижничество, знахарство – я про это все знаю. Мне про это сам Бог рассказал в Святом Писании.
– Я не чернокнижик, а Книжник. Типа библиотекаря. Из Грушевки.
– А потом вас люди прогнали, – помогла мне она, вежливо подавшись вперед.
– Не люди прогнали. Сам ушел. А теперь там уже рабовладение. В общем, очень сложно все в двух словах объяснить.
Беседа прервалась. Хозяйка просто смотрела на меня с материнской любовью, а я не мог найти слов, чтобы объяснить ей, что мы – люди. Отчаявшись найти оптимальный разворот нашего разговора, я перешел к делу:
– Мне сказали, что у вас есть медикаменты. Что могут даже антибиотики найтись.
– Вас не обманули. – Она с гордостью улыбнулась. – У нас – лучшая аптека в пустошах. Благодаря электричеству мы сохранили все, что давно уже должно было испортиться. У нас есть все группы антибиотиков, единственное, правда, цены низкими не назовешь.
– Возвращаясь к собаке… Которой, как вы видите, очень нужна помощь. Вы не могли бы продать каких-то эффективных лекарств? У нее воспаление, я боюсь, что перейдет в сепсис. Ну я еще бы еды купил. И, – тут я беспомощно улыбнулся, – жетон для эспрессо.
– Конечно! – Мать Татьяна страстно закивала головой. – Конечно, помогать людям и домашним животным, избавлять их от страданий, лечить и заживлять раны – наша обязанность! Но! – Она посмотрела мне в глаза, и я просто животом почувствовал, что передо мной – очень добрый человек, который находится на стороне Света. – Но ничего на моей заправке никогда – пока я жива – не будет продано Чародею и его раненому невру.
– Где вы невра увидели? – нервно вскрикнул я.
– Ваш друг – невр, – констатировала она. – И вы – тоже. Невр Знахарь. Этот – превращается в черного волка. Какой-то добрый человек с Божьей помощью смог его ранить, хотя обычно невры в волчьем виде неуязвимы. И скоро он сдохнет, потому что уже еле ходит.
– Вы… – У меня просто голос сел. – Вы даже не представляете, насколько ошибаетесь! Это – собака! Не невр! И не черный волк! Мы жили в квартире в Грушевке, где я зарабатывал сдачей книг в аренду! У меня есть открепительная грамота с печатью Бургомистра! – внезапно вспомнил я. Конечно, с моей стороны было очевидным преувеличением называть таким образом тот унизительный документ. Но когда тонешь, ухватишься и за бумажку, в которой тебя называют идиотом.
– Какой мне толк от грамот, которые нечистый выдает? От печатей его и слов его лицемерных? – Мать Татьяна пожала плечами, будто удивляясь, за какую дуру я, Сатана, ее принимаю.
Надо сказать, что Герда из нашего разговора ничего не поняла. Поскольку хозяйка говорила спокойно и приветливо, внешне это выглядело как вежливая беседа всех уважающих друг друга людей. Пока я подбирал слова для ответа, мать Татьяна, немного повысив голос, изрекла:
– Приближается время молитвы. И поэтому я хотела бы попросить вас очистить территорию магазина.
На попытки смягчить сердце этой тетки у меня остались даже не минуты – секунды.
– Погодите, погодите! – Я поднял руку и снова почувствовал на себе взгляд этих добрых серых глаз, тонувших в вежливых морщинках. – Подождите! Вы – человек хороший, я это вижу! Но вы в своем понимании действительности немного ошиблись! Бог же учит вас любви и милосердию!
– Конечно! – радостно поддержала меня женщина. – Любви ко всем Его творениям!
Из повисшей паузы я понял, что невры и знахари к Божьим созданиям не относятся. Пространство маневров сужалось.
– Но он же добр, ваш Бог! А вы сейчас зло творите!
– Он – добрый и восславится навеки! – Когда она начинала говорить о Боге, лучи любви, исходящие от нее, переходили с режима «ближний свет» на «дальний». – Но Бог бывает не только добрым, но и жестоким и разрушительным. Он не только обласкивает, не только милосердствует, но и испытывает, карает и мстит.
– Бог, который мстит? – Уразумев, что с человеком на дальнем свете невозможно вести беседу, я автоматически переспросил, просто чтобы понять, каков же символ веры, приведшей к нашему изгнанию.
– И мстит, и карает, и испытывает.
– Зачем Богу испытывать? – с сомнением процедил я. – Он что, инструктор по выживанию?
– У Иова из земли Уц было семь сыновей и три дочери, и слыл он наибогатейшим человеком из всех сыновей Востока. И сказал Сатана Богу, что Иов праведен только из-за счастья земного. И забрали тогда у Иова все деньги, и погибли все его дети, но Иов продолжал восхвалять Бога. И заболел Иов страшной проказой, и был изгнан из города, и сидел в пепле и гное, расчесывая струпья на теле своем черепком, и все равно восхвалял Господа. И обратилась к Иову жена его, чтоб он обругал Бога, и сказал ей Иов: неужто лишь хорошее мы будем принимать от Бога, а плохое не будем принимать? И вышел тогда Господь к нему из бури, и вознаградил за терпение и преданность, и родились у него снова семь сыновей и три дочери. И разбогател он вдвое больше, чем раньше, а Сатана потерпел поражение.
Я хотел отметить, что Бог, который, споря с Сатаной, позволяет умертвить десять человек, – не тот Господь, которому я бы молился. Но я решил проглотить реплику: это еще сильнее уверило бы женщину в том, что мы – творенья дьявола. Я молча сбросил с плеча двустволку, взвел курки и приподнял ствол. Ружье было направлено не на женщину, я навел его на терракотовую армию бутылок с «чернилами». Тыкать оружием в безоружного человека я не умел и учиться этому не собирался. Стрелять не хотел даже для демонстрации серьезности своих намерений. Но нам с Гердой очень нужны были антибиотики.
