Обычная дверь из двух пластин ДВП и хрупкой стружечной плиты между ними. Хлипкий замочек. Сейчас посмотрим, что за этим всем скрывается. Я оттолкнулся от стены и со всей силы ударил ногой в центр дверного полотна. Хрястнула стружка. Нога застряла во вмятине, пришлось ее с трудом оттуда вытаскивать. Еще два удара полегче, и язычок замка выскользнул из покореженной запорной планки. Герда не пошла внутрь, и уже это должно было меня предостеречь. Но триумфальное ощущение от первого в жизни взлома чужого жилья погнало меня вперед. Покрытый инеем ковер, разложенный и застеленный диван, налево – кухня. Я, представляя себе банки со сгущенкой и пачки сухарей, чуть не споткнулся.
Человек сидел спиной ко мне. В инвалидной коляске. Неживой. Очень худой.
Я отступил из вскрытой квартиры и аккуратно прикрыл разломанные двери.
Герда внутрь так и не вошла.
Напрасно я натягивал рюкзак перед подъемом наверх. Можно было его просто оставить внизу и сбегать в разведку. Рыскуном. Вестибюль на пятом этаже был закрыт надежной железной коробкой. Ригельный замок, легированная сталь. Это не смог бы вскрыть голыми руками даже Супермен. Постучал без всякой надежды, понажимал латунную ручку входной двери и, вдохнув, подался еще выше. Седьмой этаж, вестибюль закрыт, дверь с армированным стеклом. Я стукнул по стеклу ногой, поверхность, прошитая тонкими стальными нитями, отпружинила и не поддалась. Тогда я достал свой охотничий нож, всунул лезвие между косяком и замком и, без особых сложностей, вжал язычок замка.
В вестибюле стояла абсолютно новая обувь. Много – такая на базаре в Грушевке шла по десять цинков за пару. Нужная мне дверь была фанерной, и я высадил ее с первого раза, попав ногой ближе к ручке с замком. На этот раз Гердочка проскользнула в помещение, как бывалая грабительница. Я затянул рюкзак внутрь.
Стандартная панельная двушка: спальня напротив входа, роскошная постель, одеяло, клетчатый шерстяной плед. Большая гостиная справа: модульная клееная мебель, хрусталь за стеклом, несколько книг (тут я становлюсь особенно внимательным): «Анна Каренина» Толстого, «Скитания отрока Варфоломея» (серия «Жемчужины православной мысли»), альбом Сальвадора Дали, два тома Ошо Раджниша, брошюрка «Живая дхарма», иллюстрированный справочник «Подлодки Второй мировой войны», четвертый том «Хроник Нарнии» Клайва С. Льюиса.
По библиотеке делаю вывод, что тут жила разведенная женщина, холерик, с высшим образованием, в возрасте от сорока до пятидесяти лет, доход низкий, сын-подросток, любовник-визитер работал водителем маршрутного такси.
Спешу на кухню. Миллион деталей указывает на то, что квартиру покидали в большой спешке, забирая с собой те вещи, которые казались ценными. Однако хозяева не вернулись за теми вещами, которые ценными являются на самом деле. Один шерстяной плед чего стоит. Или табуретки из настоящего дерева. Открываю холодильник, и рот тоже открывается – сам. Его нутро забито продуктами: поленце копченой колбасы, клинок голландского сыра цвета мумии, весь с серо-белой плесени – он успел испортиться еще до того, как температура в холодильнике опустилась ниже ноля, так же как сельдь, которой полностью замерзнуть не дал рассол. Высохшие палочки сосисок, грибочки в баночке со вздутой крышкой, каменные картошка и свекла, капуста в поддончике, кетчуп, майонез, горчица, двухлитровая бутылка кваса, двухлитровая бутылка минеральной воды, неоткрытое «Киндзмараули» на дверце. И еще вареники с картофелем и укропом в морозилке.
Половину этих продуктов опасно даже пробовать. За время, прошедшее с момента, когда их положили в холодильник, Герда успела вырасти из веселого, глуповатого щеночка в циничную собаку бальзаковского возраста. С мордой, выражающей столько разнообразных эмоций, что в телевизионную эпоху она могла бы работать стендап-комиком. Можно представить себе, насколько сложные цивилизации аэробных и анаэробных бактерий наросли за это время на селедке и грибочках. Они там, наверное, уже и Интернет изобрели. А вот квасик… Нет, квасик за это время тоже скис во что-то прогорклое, тягучее, с острым бражным привкусом. Я пропихнул пробку в горлышко бутылки вина, глотнул и выплюнул: не знал, что разлитое в бутылки вино тоже портится при низких температурах. Но картофельные варенички! Пока на балконе разгорался костерок из табуретки, Ошо и деревянных фрагментов кресла, я обшаривал шкафчики над газовой плитой. Моей добычей стали двухлитровая бутылка настоящей кока-колы, килограмм риса, килограмм гречки, консервированные бычки в томате и – подготовьтесь! – огромный пакет нетронутых чипсов.
Теоретическое допущение опытного книжника про сына-подростка, сделанное на основании анализа библиотеки, нашло подтверждение в этом подростковом деликатесе.
Чипсы не прогоркли. Я поместил в рот одну чипсину, осторожно раскусил ее и чуть не захлебнулся слюной: вкус тех времен, когда человечество еще было цивилизацией, а Герда еще была молодой. Я начал уничтожать джанк-фуд горстями, и хруст в комнате стоял такой, что уши закладывало. Герда, наблюдая за моей забавой, гавкнула, и я протянул ей несколько картофельных лепестков. Она похрустела ими и с большим сомнением посмотрела на меня. Мол, пациент окончательно тронулся. Сначала за стену потянул, не сиделось ему дома. Потом начал жрать какую-то подкрашенную пластмассу.
Как бывает, когда обжираешься чипсами и пакет уже приближается к концу, на меня навалилось жгучее чувство вины, перемешанное с отвращением к выразительному химическому привкусу всех тех добавок, которые организм сначала принял за сметанный и папричный вкус. Но было уже поздно. На пальцах остался слой химического жира, который я старательно вытер об обивку дивана. Потом выключил налобник, зажег четыре свечи, найденные на кухне, и быстро сварил себе вареников на минералке.
Эти картофельные комочки понравились и Герде, она слопала жменю. Потом я сидел при свечах, осоловевший от сожранного (никогда так не наедался в Грушевке), потягивал из хрустального бокала покрытую шампанскими пузырьками кока-колу и вяло думал, что даже если я не дойду до конечной точки своего маршрута (пока это не выглядело реальным), так хотя бы хорошо проведу отмеренное мне время. Перспектива пройти через половину вымершего мира уже не казалась такой безнадежной, в мечтах мне являлись невиданные города, новые интересные знакомые – вот что значит хорошо поесть. Я перебрался в спальню, поставил недогоревшие свечи на подоконник и рядом с кроватью, влез в спальник, натянул на себя одеяло и шерстяной плед. Свечи излучали приятное и уравновешенное настроение, и, я думаю, именно по их свету в стекле они меня и засекли. Но пока я был внутри, не сунулись – были уверены, что я вооружен, как и любой другой путник в пустошах.
Я заснул быстро и крепко, с Гердой в ногах. Кошмары, которые мне снились, можно объяснить встречей с покойником, сидевшем в инвалидной коляске несколькими этажами ниже.
Остроконечный лист клена, образованный наледью на обратной стороне стекла, не встретил меня, когда я проснулся. Не было за стеклом и далеких тополей Грушевки на фоне перламутрово-медного неба. Но само небо, похожее на дно огромной черной жемчужины, по-прежнему было тут. Из-под этого неба, оказывается, не так просто уйти.
