– Что, в скифы податься решил?
– Скифы на конях путешествуют, господин Бургомистр, – смиренно ответил я, вперив взгляд в пол. – А у меня коня нет. Только собака.
Герда радостно гавкнула, умница. Бургомистр вздрогнул от неожиданности.
– Парень, объяснись! Ты же уважаемый гражданин. Деньги, доход. Библиотека. Я как-то пока не нашел времени к тебе заглянуть. Государственные дела. Но, может, и пришел бы за книгой. Такой, не слишком мудреной, чтобы голову не поломать.
– А что тут объяснять? Живу один. Должен уйти.
– К амазонкам пойдешь? Девку себе искать?
– Есть уже девушка, – так же покорно ответил я, не поднимая глаз.
– Ой, ну вот не начинай! – Дело в том, что мы уже однажды с Бургомистром на эту тему разговаривали. Он считает, что благопристойный бюргер должен жить с пышнотелой женой и плодиться здесь и сейчас. А любовь – это чувство, которое после кружки меда чувствуешь к пиханной пальцем колбасе. – Не начинай, слышишь? Я тебя нормальной женщине порекомендовал. На все готовой! И что ты с ней сделал?
– Как раз Кассандры касается вторая часть моего предложения. Я оставляю деньги. И оставлю библиотеку. Городу. Можете сделать ее бесплатной для всех.
– Ага, щас! – выкрикнул Бургомистр. – Уже одну бесплатную разграбили!
– Оставлю безвозмездно. Более того, еще и деньги вам даю. С одной просьбой. Пусть администраторшей библиотеки станет Кассандра. Ей работа нужна. Она неглупа, быстро изучит фонды.
Вид у Бургомистра был такой свирепый, будто он хотел плюнуть на пол, но понимал, что плевок все же придется отмывать (секретарша Магдалена к такой работе была точно не приспособлена из-за античного склада характера).
– Кассандра?! – Он крикнул еще громче: – Кассандра?!! Сообщаю, молодой человек, что женщина по имени Кассандра сегодня с продуктовым обозом вернулась в Народную диктатуру Кальварию. Скорее всего, чтобы снова стать там невольницей.
– Как вернулась? – Я плюхнулся на стул, стоящий около стола, хотя Бургомистр мне этого не предлагал. – Вы же подарили ей гражданство!
– Вольные граждане получают роскошь самостоятельно решать, что делать со своей жизнью. Пожертвовать свободой и стать рабами – их полное право.
Я вспомнил, как кипело, млело и утопало в роскоши ее тело, на которое я не имел права даже смотреть. Мне хотелось сказать ей, что она сделала ошибку, что она не разобралась. Что свобода – это не страшно, что воля – лучше рабства. И что стоит лишь немного оглядеться, и она сама это поймет. Да только в нашем мире нет телефонов, по которым можно созвониться и объяснить.
Молча сняв с кольца ключ от своего почтового ящика, я положил его на стол:
– Я уйду завтра после утреннего звона. Ключи от квартиры и библиотеки оставлю в почтовом ящике.
Бургомистр посверлил меня взглядом, наверное, надеясь, что образовавшиеся дырки ослабят мою волю и заставят изменить решение. Взял лист бумаги, быстро написал на нем что-то, приложил печать и информировал:
– За ключами завтра пошлю! Книжника выберу из умных и достойных доверия. Ты свободен! Шею себе не сверни там, за стеной.
Я вышел на улицу, включил налобник и разобрал написанное Бургомистром:
«Идиоту, предъявителю данной бумаги, не оказывать никаких помех в однократном выходе в одну сторону из любых ворот Вольной муниципалии Грушевка». Должность, печать, всё.
По пути домой я зашел на рынок, купил консервов для Герды. Свернул к рядам с металлическим ломом и механическими приборами, которые еще имелся какой-то смысл продавать. «Есть у вас в наличии компас?» – спросил в одном, втором и третьем месте. В первом молодой продавец не знал даже, что это такое. В последнем направили к старому кавказцу, у него на прилавке были выставлены медные приспособления для помола круп, ступки, латунные гирьки для весов, серебряные канделябры и подобная дешевая чепуха.
– Компас? – рассмеялся торговец. Вопрос его развеселил. – Конечно есть! И не один!
Он склонился над эмалированным ведром, где хранился весь его ни на что не годный хлам, поковырялся в часах и компьютерных микросхемах и выложил на прилавок четыре устройства разных производителей и разной степени обшарпанности. Один, самый новый компас, показывал, что север находится справа. Стрелки двух других указывали в противоположные стороны – вверх и вниз. Последний, весь поцарапанный, надежный советский «Азимут», сообщил, что север – слева.
– Какой тебе? – Торговец удовлетворенно погладил свои усы.
Я разочарованно буркнул и собрался уже уходить, когда он сказал:
– Подожди, дорогой! Посмотри, фокус тебе покажу! – Он взял первый компас и крутанул его вокруг оси. Стрелка, описав круг несколько раз, остановилась не справа, а сверху.
– Этот мир сошел с ума, – прокомментировал кавказец. – А если мир сошел с ума, то компас точно не поможет нащупать здравый смысл. Он не для этого предназначен.
По дороге домой думал, как определить, в каком направлении находится юг, если этого сейчас не знает даже компас. Дома взял лучший бытовой фонарь, зажег его на полную мощность, не жалея батареек, и разложил на столе карту. Столица Белорусской ССР, город-герой Минск, был расчерчен рукой шахтера на многочисленные фрагменты городов-государств. Самое большое из них, «Матриархат Зеленый Луг», было подписано без сокращений. Более мелкие, «Груш.» или «Пушк.», – сокращенно или аббревиатурами.
Места, которые Шахтер видел сам, он подписывал уверенно. Рядом с теми, про которые только слышал, ставил знак вопроса. Так, во всяком случае, я расшифровал его пунктуацию, не имея простых подсказок в «легенде» этой рукотворной карты. Из минских государств он не был только в Матриархате Зеленый Луг, что вполне объяснимо, учитывая то, что, по рассказам, делают с мужчинами в этом достаточно богатом полисе.
Масштаб карты не позволял обозначить названия хотя бы каких-то минских улиц, да и смысла в этом не было: сейчас они изменили свои имена в зависимости от ценностных предпочтений государств, возникших вокруг площадей и переулков. Овальчик Грушевки был прилеплен к магистрали, которая направлялась в город Дзержинск. Копошащееся в голове смутное воспоминание подсказало, что проспект, чьи огни когда-то проглядывали через тополя, назывался именно именем Дзержинского – могущественного колдуна, который когда-то помог заворожить на долгие годы огромную страну. Дзержинск был размещен на карте в юго-западном направлении, а мне желательно было двигаться в юго-восточном.
Я мог бы выйти на этот проспект через Ворота Зари и двигаться к кольцевой, с нее свернуть в направлении заброшенного города, обозначенного как Гомель. Если, конечно, дороги сохранились в проходимом состоянии. Если их не пересекают государственные границы полисов. Если, если, если…
Я рассмотрел дороги более внимательно, проследив автострады в южном направлении. Из Шахтеровых обозначений следовало, что границы заселения условного Минска сжались до пространства, ограниченного кольцевой, далее человеческие поселения и города-государства попадались с большими промежутками. Между тем перед наступлением Тьмы столица простиралась до самых Смолевичей, Радошковичей, Заславля. Большая зона вокруг минских полисов сейчас была подписана как «пустоши» и «лесо-пустоши». Там-сям был нарисован неуклюжий и совсем нестрашный волк.
