Слово от переводчика
Доброе утро, прохожий!
Да откроется тебе песня вселенной!
Меня зовут Сатиш Сивачарьяр, и я перевел этот текст на английский язык, на котором ты его и читаешь. Я купил рукопись в лавке старьевщика на Колледж-стрит в Колкате за литр чистой воды, моток пряжи и почти не ношенные сланцы. Не знаю, как эти три тетради попали к лавочнику-бенгальцу. Когда я торговался, это не казалось мне важным, а когда показалось важным, торговец уже умер от малярии. Сначала меня просто привлек длинный текст, написанный от руки на незнакомом языке. Я решил вспомнить свою прошлую специальность и дешифровать написанное. Покупка оказалась на удивление любопытной: лексика и грамматика в рукописи отличались от других кирилличных языков, учебники по которым я нашел в книгохранилищах имени Р. Тагора. Осознав, с чем имею дело, я бросил клич по бывшим коллегам и нашел словари и пособия, без которых был бессловесным и неспособным. За то время, пока я совершенствовался в переводе, волосы мои стали седыми.
Почему я не оставил эту забаву?
Я достаточно долго живу на свете, чтобы понимать, что случайностей не бывает. До сих пор лучшие головы континента пытаются понять, что господь Шива сделал с нами во время наступления Ночи. Я быстро смекнул, что держу в руках ценный документ.
Наконец, я взялся за письменный перевод.
Конечно, мне хотелось подшлифовать миропонимание героя, его видение пережитых им приключений. Хотя бы там, где Книжник встретил аватару Харихари и стал носителем ответов, которые так ждет человечество. И там, где он не понял свою роль во всей этой истории из-за замороченного христианскими упрощениями сознания.
Но перевод – это таинство.
И я оставил нетронутыми все его предрассудки. Каждый должен расшифровать эту притчу заново и по-своему.
Сейчас, когда я переиздаю перевод, волосы моих сыновей стали седыми.
Мое предисловие одновременно стало и послесловием.
История начинается со счастливого конца.
Три тетради превратились в книгу, когда рукопись закончила свое путешествие в Колкате.
Книжник дошел до утренней зари. Мы снова познали Ночь.
Не бывает ожидания, не окрашенного беспокойством. Я ждал этого звонка одиннадцать месяцев, и было это тогда, когда выражение «ждать одиннадцать месяцев» еще имело смысл. Телефон зазвонил после того, как я потерял всякую надежду. С этого все и началось.
Что я в тот момент делал? Это нетрудно вспомнить. Ведь что такое одиночество? Это ситуация, когда с тобой не случается ничего, что не запланировал бы ты сам. Поправка: не одинок я. Со мною Герда. Но она, наевшись и нагулявшись, спала в кровати, на которой спать ей не разрешается.
Как триста тридцать предшествующих ночей, я таращился в яблочник, лежащий у меня на коленях. Последней новостью, переданной человечеству перед тем, как эра Интернета закончилась, был рассказ о синтезе искусственного человека в Калифорнии. Графитовое создание не только прошло тест Тьюринга, но и сильно обиделось, когда ему объяснили, зачем задавали все эти вопросы.
Обида. Самое человеческое из чувств. Из-за этого чувства я ждал звонка одиннадцать месяцев. Временами хочется, чтобы наши близкие были неспособны пройти тест Тьюринга и наши глупости не обижали их.
Вы еще помните, что это было такое, Интернет? Штуковина, что заставляла тебя забыть о том, что за стенами – душный район не самой простой столицы на Земле. Что живешь ты в миниатюрной трешке-матрешке, в которой все комнаты переходят друг в друга и заканчиваются маленькой кухней (катакомбы навевают воспоминания о модульных отелях в Токио, где тоже все время задеваешь стены плечами). Что на улице – ноябрь, то есть от лета ты удален на максимально возможную дистанцию. Пока ты в яблочнике, тебе почти нормально. Пока ты серфишь, ты почти не одинок.
У меня в браузере отключена та круглая красная иконка TR, которая загорается, когда читаешь контент, сгенерированный текстороботом. Эта игра в угадайку была данью ностальгии по тем временам, когда на belles lettres, созданных талантливыми (не графитовыми) авторами, я еще мог неплохо зарабатывать. Я пробовал догадаться, человеком или машиной изготовлен тот набор слов, что меня зацепил, и обычно угадывал. TR иль not TR.
Отдельные хорошие тексты еще продолжали писаться людьми: на эту работу брали безработных, алкоголиков, людей с ограниченными возможностями – в общем, тех, кто не мог найти себе занятие в нормальной цифровой корпорации.
В случае с новостью о Google Homo все было неочевидно. С одной стороны, в репортаже старательно не называли пол создания. Но из этого необязательно следовало, что текст написал бесполый робот. Потому что гендерная корректность после ряда скандалов сотворила с людьми-компиляторами новостей в точности то же самое, что уже было заложено во «врожденную» половую амбивалентность машин. Безразличие и скрытый интерес выглядят одинаково и на первый, и на десятый взгляд.
В деталях репортажа можно было заметить некоторые перекосы, свойственные «творчеству» искусственного интеллекта. Ни одного упоминания о первых словах, произнесенных Google Homo, зато подробное описание банкета, устроенного демиургами для прессы и доноров. Ни слова о цвете глаз, скелете, крови и мышцах, зато – целый абзац о том, что окончательная версия AI была сделана на основе программной сборки Durante. Перед которой изначально стояла задача усовершенствовать Google Translate до стадии, когда программа сможет переводить сложные поэтические тексты уровня «Божественной комедии». Впрочем, рассуждение про Durante было мной распознано в качестве нативной рекламы Google.
Но не мог же текст про первого способного обижаться искусственного человека быть написан роботом? Это было бы обидно. Я нажал иконку TR, узнал ответ, осмыслил его, и тут зазвонил телефон. Я сразу понял, что это тот самый звонок: для всех остальных уже слишком поздно.
Первое, что я услышал в трубке, был ветер. Потом через него прорвался немного осипший, но такой знакомый голос.
– Намасте.
– Привет, – сказал я со смолкшим сердцем. Несколько ударов ветра, молчание. – Все хорошо?
– Хорошо. Только холодно.
– Ноябрь. Вчера подтаяло, сегодня подморозило. Обычная наша погода – «околоноля».
