Элис кивнула, впитывая слова Руби:
– Я просто не могу поверить, что их так много. – Она еще раз пробежала пальцами по конвертам.
– Вот почему мы так обеспокоены из-за малукуру, им грозит опасность. Хуже того, в офисе на чердаке собраны еще письма. Мы стали проводить собрания, чтобы придумать, как нам быть с ними. Несколько ребят из университета выразили заинтересованность в том, чтобы каталогизировать истории. Но им надо спешить. У нас кончается место для складирования.
Элис вспомнился ее детский разговор с матерью: Огонь может действовать как заклинание, из тех, что превращают одну вещь в другую.
– Может, вы могли бы сжечь их, – проронила Элис.
Руби оценивающе посмотрела на нее:
– Может быть.
* * *
Когда Элис вернулась домой тем вечером, глаза у нее слипались. Она, пошатываясь, вошла, включила кондиционер и встала под холодный душ, наблюдая, как вода становится красной.
После обеда она работала в паре с Лулу.
– Руби показала тебе цветы раскаяния? – спросила она, когда они уже были в поле и Элис рассказала, как прошло утро.
Элис кивнула.
– Боже, ты, наверное, произвела на нее впечатление, чика. Чтобы Руби показала тебе эти цветы – надо быть у нее на очень хорошем счету.
Стоя под душем и прокручивая в голове слова Лулу, Элис светилась от удовольствия. Она произвела впечатление.
Позже Элис разделила с Пип вегетарианский бургер, который она захватила домой из кафе, и забралась в постель еще до заката. Теплый ветер приносил насыщенный аромат спекшейся земли и сладость завершения ее первого рабочего дня.
Ее сны были наполнены образами Джун. Каждый раз, как ее бабушка открывала рот, чтобы заговорить, оттуда вырывался поток коричневых высохших цветов.
* * *
Руби стояла в лучах заходящего солнца в своем патио и смотрела на радуги, которые возникали в брызгах воды, пока она поливала цветы в горшках. Мощный минеральный запах сырой красной земли напоминал ей о матери и тетушках, как могла бы напоминать песня. В палитре неба смешались цвета розовой глины, охры и серого камня. Три собаки Руби носились друг за другом по задней веранде, их уши радостно развевались на ветру. Когда день созревал и готов был пойти на убыль, они всегда дурили.
Повесив на крючок шланг, она взяла топорик и срубила в саду немного веток ванари. Ванари лучше всего подходит для огня, на котором можно готовить: оно горит жарче всего. Руби сложила ветки в яму, посасывая палец, который занозила и из которого шла кровь. Свалив вместе сухие иголки, тощие веточки и палочки малги, она забила ими просветы между ветвями в костре. Ей пришлось сжечь не одну спичку, прежде чем огонь разгорелся.
Руби села на бревно с ручкой и тетрадью в руках и расслабила плечи. Устроившись, она закрыла глаза. Вес ее потерянной семьи распределился вокруг нее. С тех пор как она была ребенком, когда ее забрали у матери, ощутимое отсутствие семьи было константой в жизни Руби. Это была особая зримая невидимость; наиболее отчетливо Руби видела тех, кого там, с ней, не было.
Пока ужин готовился на решетке над огнем, а небо темнело, Руби сняла колпачок с ручки и открыла тетрадь.
Она смотрела на пламя. Она ждала.
Звезды закручивались в спираль, собаки дремали, со стороны пустыни дул бриз. Она ждала.
Новое стихотворение спустилось со звезд в поисках нее, как большинство других ее стихов. Оно перекатывалось через дюны и, трепеща, порхало по стране ее матери, неся с собой землю, дым, любовь и скорбь.
для всех есть семена, которые нас держат
и ветром разнесенные разъединяют нас
поднимается ли ветер от корней
иль матери или отца
унесет ли потоком воздуха мои корни
или они останутся вдали, когда уйду
затаит ли дыхание ветер
останусь умирать ли я оторванным от дома
Руби отложила ручку и потерла руки. Они тряслись, как всегда, когда ее предки посылали ей стихотворение. Через некоторое время она снова взяла ручку и написала наверху страницы: «Семена».
Она посыпала приправой и перевернула стейк из малу и намазала побольше чесночного масла на жареную картошку. Потом откинулась назад и стала смотреть, как пляшет пламя. Завитки дыма поднимались в небо.
Когда Руби накладывала в тарелку ужин, ее мысли вернулись назад к тому моменту, когда она показывала Элис полки с цветами раскаяния. Руби видела больше людей, приезжающих к Килилпитяра и уезжающих отсюда, чем записала стихов в своих тетрадях. Она отличала тех, кто был потерян и не видел цели, от тех, кто был цельным и ищущим, так же легко, как доставала клещей из шерсти ее собак. С того момента, когда она впервые увидела Элис, которую Сара привела в парк, дрожащую и бледную, Руби больше не вспоминала о ней. Но после утра, которое они провели вместе, Руби изменила свое мнение. Она что-то разглядела в Элис Харт – вероятно, мужество, которое один боец замечает в другом. Руби не знала, чего ищет Элис, но эти искания горели в ней достаточно ярко, чтобы отсветы отражались в глазах.
22
Спинифекс
Значение: Опасные удовольствия
Triodia / Центральная Австралия
Тянпи (Пит.) – жесткая остроконечная трава, преобладающая в большей части внутренних территорий Австралии, занятых красными песками; прекрасно себя чувствует в самых бедных и засушливых почвах, какие есть в пустыне. Растет кочками, очень глубоко пускает корни – часто на глубину до трех метров. Некоторые ее виды используются анангу в качестве клейкой ленты.
Элис полностью отдалась жизни в Килилпитяра. Она продолжала тренировки с Руби, изучала истории этой территории и была неразлучна с Лулу, с которой они вместе работали по графику десять дней и четыре дня отдыхали. Элис внимала обеим женщинам со всем возможным прилежанием и училась у них. Сильным голосом она водила экскурсии для туристов по кратеру – день внутри кратера, день снаружи, – рассказывая им истории и призывая помогать защищать Сад сердца. Понимание в глазах посетителей чрезвычайно воодушевляло ее. Недели шли, и в ней росла уверенность, что за время ее экскурсий никто не срывал пустынный горошек.
Когда дни начали понемногу остывать, Элис и Лулу взяли в привычку гулять после работы по тропам пожарной безопасности или сидеть друг у друга в патио с чашечкой крепкого кофе и шоколадом с чили, который готовила Лулу. Под небом, усыпанным драгоценными камнями, Лулу рассказывала Элис истории о своей бабушке, женщине с турецкими кольцами на каждом пальце и волосами такими густыми, что в попытках их укротить она ломала расчески. А что насчет тебя, Элис? Расскажи мне о своей семье. Элис слишком боялась рассказывать правду. С ее губ легко слетали рассказы об отце и матери, о ее семи братьях, об играх, которыми они забавлялись, пока росли вместе, о приключениях и счастливом доме у моря. Эти истории было так легко рассказывать, что в них не ощущалось лжи. Они и для самой Элис были чистой правдой – словами, среди которых она выросла, читая их на страницах книг.
